В паутине греха Capa Сил Красавица Мэриан, хозяйка собачьего питомника, одержимая честолюбивыми замыслами, не прочь пофлиртовать с ветеринаром Максом, Эмма Клей, скромная служащая, не смеет рассчитывать на его внимание. Удастся ли искренности и простоте победить в поединке с красотой и богатством? Capa Сил В паутине греха Глава 1 Собака рылась в канаве, время от времени вытаскивая что-то съедобное; Эмма наблюдала за ней, испытывая смутное чувство солидарности. Ей тоже хотелось есть, и, поскольку место, на которое она претендовала, оказалось занятым, утолить голод ей теперь представится возможность не раньше вечера, когда она вернется к мисс Холлис. Обидно, что судьба лишь поманила ее такой завидной перспективой и в конце концов оставила ни с чем. А как было бы хорошо, думала Эмма, поджидая автобус в Чоуд, получить это место и остаться здесь, в этом уголке, где прошло ее детство. Сейчас, в безлюдный полуденный час, Плоуверс-Грин казался таким же, как прежде, с его аккуратно, в «елочку» подстриженными деревьями вдоль мощеных кирпичных тротуаров, зеленеющими полями для крикета, с церковью и таверной, которые стояли рядом, как и двести лет назад. Где-то там, за деревней, должна быть старая ферма и дом, в котором родилась Эмма, но это было, как ей казалось, так давно, что теперь она едва ли помнила, где точно находился этот дом, и воспоминания вызывали у нее лишь смутное чувство ностальгии. И тем не менее, увидев объявление, что требуется служитель в собачий питомник, в тот самый момент, когдаей настоятельно требовалось сменить место работы, она почувствовала, что ее неодолимо тянет вэти места, хотя работа с пуделями была не совсем ее специальностью, — единственной породой собак, в которой она отлично разбиралась и которую прекрасно понимала, были немецкие овчарки. И вот сейчас она стояла под июльским солнцем, все еще сожалея о потерянной возможности и наблюдая за роющейся в мусоре собакой, когда внезапно из-за поворота с ревом вылетела машина, и собака, испугавшись, бросилась на противоположный тротуар. Эмма действовала инстинктивно, не думая о целесообразности своего поступка, — она рванулась к перепуганной дворняге в тщетной попытке поймать ее и вернуть обратно, в безопасное место. Раздался скрип тормозов, и машина остановилась, зацепив, однако, Эмму крылом и опрокинув ее на дорогу. Она сидела в пыли, в полном оцепенении, но невредимая. С того места, где она сидела, водитель машины показался ей невероятно высоким, и вид у него был угрожающий: черные волосы и нос с горбинкой придавали его лицу хищное выражение, а в светло-голубых глазах была такая холодная ярость, что Эмме показалось, будто ее сейчас схватят и начнут трясти. — Какого черта вы лезете под колеса без всякого предупреждения?! — сердито спросил он. — Вы что, специально выбираете момент, когда на дороге появится машина, чтобы перейти улицу? — Я вовсе не переходила улицу. Вы видели собаку? — с возмущением пыталась защищаться Эмма. — Конечно, я видел собаку. Она-то здесь как дома и успела перебежать дорогу раньше, чем я нажал на тормоз. Если бы вам удалось поймать эту бродягу, вы бы сами ее убили. С вами все в порядке? Последний вопрос прозвучал как бы между прочим, и Эмма начала медленно закипать. — Вы ехали чересчур быстро и вполне могли меня убить, — твердо заявила она. — Я ехал в пределах установленной правилами скорости, тридцать миль в час, и если бы все-таки задавил вас, то виноваты в этом были бы только вы сами. Но вы не ответили на мой вопрос. — Какой вопрос? — Все ли с вами в порядке? Она осторожно ощупала плечо. — М-мне кажется, да. — Тогда почему вы все еще тут сидите? Осуждающий тон вдобавок к полнейшему безразличию к ее самочувствию оказался последней каплей. — Будь на вашем месте кто-нибудь другой, он как минимум потрудился бы помочь мне подняться, — ответила она, тщетно пытаясь справиться с дрожью в голосе. Не то чтобы она серьезно ушиблась, но плечо ныло, начали сказываться потрясение и испуг, и Эмме вдруг захотелось заплакать. Улыбка тронула уголки его упрямых губ, он наклонился, помог ей встать и увидел, как она поморщилась, когда случайно попыталась опереться на его руку. — Так я вас все-таки задел? Давайте посмотрю плечо, — сказал он, смягчившись, и от этой перемены в его поведении комок, застрявший у нее в горле, стал еще плотнее. Этого только не хватало, это было бы просто унизительно — расплакаться на плече у незнакомого человека прямо посреди улицы. Он, похоже, не собирался потакать женским слабостям, поскольку, умело обследовав плечо, бодро сказал: — У вас определенно будет здоровенный синяк, но кости целы, так что поберегите слезы для более подходящего случая. Подвезти вас куда-нибудь, или вы живете в деревне? — Я здесь не живу. Просто т-так, гуляю, жду, когда придет поезд, — сказала она. Его суровый тон заставил ее сдержать готовые было навернуться на глаза слезы, но в ее голосе все же прозвучала нотка отчаяния, и он посмотрел на нее более внимательно. — Х-м… вам все-таки не мешало бы выпить чего-нибудь, — заключил он. — Пойдемте в бар, вон туда, через дорогу. — Не беспокойтесь, пожалуйста. Я куплю себе что-нибудь на станции, — ответила она, надеясь, что ответ прозвучит уверенно и безразлично. Но он сказал, что и сам бы не отказался выпить после такого непредвиденного напряжения, припарковал машину, попросив Эмму не сходить с тротуара, а потом, взяв ее за руку, повел через улицу. В маленьком баре, стены которого были увешаны конской упряжью и многочисленными спортивными фотографиями, он усадил ее за столик в углу и пошел к стойке, даже не спросив, чего бы она хотела. Эмма смотрела, как он облокотился на стойку, обменялся приветствиями с хозяином, обратившимся к нему по имени, которого она не расслышала. Похоже, они были хорошо знакомы. Он вернулся с порцией бренди для нее и кружкой пива для себя и уселся напротив, вытянув под столом свои длинные ноги. — Ну вот, — сказал он, — а теперь выпейте это маленькими глоточками и расскажите мне, это я просто из любопытства интересуюсь, что же вы делаете в мирной деревушке Плоуверс-Грин и почему убиваете время до прихода поезда таким странным образом — пытаясь с риском для себя спасать жизнь бездомным собакам. Голос его звучал бодро, а в глазах появилось веселое добродушное выражение, и Эмма принялась рассказывать — настолько легко, что сама удивилась, особенно если принять во внимание первое впечатление, которое он на нее произвел. — Я приехала по поводу работы, но место оказалось уже занятым. А то, что я попыталась спасти собаку, которая, вероятно, лучше меня знает, что ей делать, так это, наверное, по привычке, — объяснила она ему. — Знаете, я была так огорчена, что не сумела получить работу в этих местах. Дело в том, что много лет назад у моего отца была здесь ферма, на ней я и родилась. — Ваш отец тоже разводил собак? — Да, немецких овчарок. Одно время наша псарня была знаменита, а его марка известна во всем мире. Меня зовут Эмма Пенелопа Клей, но вам, я думаю, это ни о чем не говорит. — Напротив, многое говорит, — мягко возразил он. — Клейморские псарни, не так ли? А вы, стало быть, дочь Клея? А почему вы зарабатываете себе на жизнь таким способом? Ей показалось, что он мало что смыслит в собаководстве, и она ответила печально: — Это единственное, что я умею делать, и я люблю собак — в особенности овчарок. Работа с собаками — вовсе не хобби, как это может показаться на первый взгляд, — приходится изрядно попотеть за те деньги, которые нам платят. — Вы хороший тренер, мисс Клей? Легкость, которую она почувствовала в начале беседы, исчезла, ей показалось, что в его голосе прозвучала нотка осуждения. Что он может знать об этом искусстве, о том мастерстве, которое необходимо, чтобы заставить собаку продемонстрировать все свои лучшие качества и скрыть недостатки? — Да, — коротко ответила она, — мой отец обучил меня всему еще в детстве, а в области собаководства было очень мало такого, чего бы он не знал. — Я задал вопрос совершенно серьезно, — сказал он. — Дело в том, что я знаю о другом месте в этих краях, где требуется работник вашего профиля и которое, возможно, подойдет вам, если все будет в порядке с рекомендациями. Она внимательно слушала его, подавшись вперед, забыв о своих огорчениях. На острых скулах загорелся румянец, и ее бледное, казавшееся бесцветным лицо в обрамлении тускло-коричневых волос преобразилось настолько, что он удивленно посмотрел на нее. Девушка казалась ему забавной, слегка нелепой, но до этого момента ничто в ней не привлекало внимания, за исключением глаз, сохранивших, казалось, удивленный, немигающий взгляд маленького ребенка. Забыв свою настороженность, она засыпала его вопросами, ион кратко, в нескольких словах обрисовал ей ситуацию, рассказав, что сюда из центральной части Англии недавно переехала одна его молодая клиентка, которая задалась целью заняться разведением немецких овчарок, не жалеет на это средств, поскольку никаких финансовых проблем у нее нет, исодержит животных только высочайшего класса. Собаки, которых она приобрела, уже имеют ряд наград, разработан план воспроизводства собственных животных. Но девушка, которая работала у нее, уволилась, а поскольку она сама новичок в этом деле, ей необходим достаточно опытный и квалифицированный работник. — Однако должен вас предупредить, что она единственное дитябеззаветно любящего ее папочки, человека, без посторонней помощи сумевшего нажить огромное состояние, знающего цену деньгам, но удалившегося от дел и не имеющего теперь иных забот, кромекак потакать причудам своей дочери, — весело закончил он. — Впрочем, если вас не отпугивает слишком резкий запах денег и вы в состоянии переносить детские капризы своей работодательницы, вас ожидает роскошная жизнь. — Кто она такая? — спросила Эмма, озадаченная странной ноткой в его голосе. — Ее зовут Мэриан Миллз, она чрезвычайно хороша собой и необыкновенно изобретательна, когда дело касается того, чтобы достичь желаемой цели. А кроме того, она очень богата. — О! — Вы знаете ее? — Нет, мы незнакомы, но я слышала о ней. Она покупает подряд всех чемпионов, до которых только может добраться. — Как я понимаю, вы этой политики не одобряете, — сказал незнакомец, заметив, как она хмурит прикрытый челкой лоб. — Ну, мне кажется, когда появляется хорошенькая незнакомка и завоевывает призы и славу, ей не могут не завидовать. — Легко выигрывать, когда можешь позволить себе купить лучших животных, — резко сказала Эмма. — Однако и тогда гораздо больше зависит от их подготовки и от случая, чем от бездонного кошелька. — Вы, конечно, правы. И очень поможете моей бедной заблуждающейся знакомой, если согласитесь взять ее под свою опеку, — сказал он, и теперь Эмма поняла, что он над ней смеется. — Возможно, она не захочет меня нанять, — сдержанно возразила девушка, а про себя подумала, не положил ли ее новый знакомый глаз на очаровательную мисс Миллз. Он снова приподнял одну бровь — похоже, он так делал всегда, когда хотел показать, что его не провести. — Вам придется выяснить это лично, если мое предложение вас заинтересует, разумеется, — ответил он. — И еще должен вас предупредить, что ее последняя идея — нанять работницу с постоянным проживанием в качестве, так сказать, компаньонки, так что выбор весьма ограничен еще и по этой причине. — Вы имеете в виду проживание в семье? — Ну, что-то в этом роде, как я понял. Мисс Миллз всегда отдает себя без остатка любому делу, которым начинает заниматься. Я бы сказал, что, принимая во внимание нынешние тяжелые времена, работа несложная. — Не знаю, — медленно сказала она. — Жизнь в семье имеет свои недостатки, я уже пробовала. — А где нет недостатков? Мне кажется, что комфорт и равное положение тоже кое-что значат. Эмма снова рассердилась. — Люди нашей профессии в настоящее время могут быть выходцами из любых слоев общества, — довольно резко сказала она. — То, что их все еще считают чем-то вроде прислуги, не значит, что они ниже по положению. — Довольно абсурдное заявление, дорогая юная леди! — заметил он. — Вот уж не предполагал, что вы склонны к снобизму. — Это я-то сноб? — воскликнула она, уязвленная настолько, что готова была ему нагрубить. — Разве не вы начали разговор о том, что кто-то снизойдет до того, чтобы вести себя со мной как с равной? Так я вам скажу, что, во-первых, такой взгляд давно устарел, не говоря уже о том, что он просто откровенно высокомерен! — Сколько вам лет? — вдруг спросил он, словно делая поправку на юношескую непосредственность, а когда она слегка заносчиво ответила, что ей почти двадцать и что она проработала в своей области уже два года, он лишь рассеянно кивнул, а потом посмотрел на часы. — Я должен идти, а то опоздаю на встречу, — быстро сказал он, порылся в кармане пиджака, извлек из него потрепанную записную книжку и вырвал из нее листок. — На всякий случай, если вас это заинтересует, я черкну пару строк для мисс Миллз и напишу вам адрес. Говоря это, он нацарапал что-то на листке, сложил его и написал на другой стороне адрес печатными буквами, потом положил листок рядом со своей пустой кружкой и поднялся. Эмма едва успела поблагодарить его за бренди и рекомендацию, как он исчез, не потрудившись даже представиться. Кто-нибудь другой, подумала она, пожалуй, проявил бы все-таки интерес к тому, как будет воспринято его предложение, но, с другой стороны, со временем он и так все узнает от очаровательной мисс Миллз, так что неудивительно, что он ушел вот так. То немногое, что Эмма знала о влиянии мисс Миллз в мире собаководства, не позволяло рассчитывать на благотворительность с ее стороны, но что правда, то правда, и в этой сфере жизни, как и во многих других, всегда были основания для того, чтобы зависть расцветала пышным цветом. «Кто знает, — говорила себе Эмма, — а вдруг это станет началом прекрасной дружбы, а потом, кто я такая, чтобы отказаться от тех крох, что перепадают со стола богачей?» Однако когда часом позже она вышла из автобуса у причудливых решетчатых ворот, настроение у нее было уже не столь легкомысленное. Эрмина-Корт оказался сооружением столь же претенциозным, как и его странное название. По мере того как она шла по широкой, прекрасно ухоженной аллее, где не было видно ни одного лишнего камешка, ни единой непричесанной травинки на газонах, ей начинало казаться, что сама атмосфера этой усадьбы способна поставить на место кого угодно. Аллея изящно огибала обширные лужайки и ряды кустарников и заканчивалась у парадной двери, над которой нависал тяжелый портик. Кошмарная архитектура дома вернула Эмме душевное равновесие. Он изобиловал башенками и фронтонами, его стены, сложенные из некогда ярко-красного кирпича, потускнели от времени, и вообще дом представлял собой чудовищную смесь архитектурных стилей. Именно такой дом должен был купить, собираясь на покой, человек, наживший огромное состояние и способный заплатить за него сумасшедшие деньги, подумала она с легким оттенком презрения и вдруг смутилась, вспомнив недавний упрек в снобизме, высказанный ее новым знакомым. Стоя в раздумье на ступеньках у двери, она вдруг заметила, что пожилой человек, сидевший на солнечной террасе, наблюдает за пей из-под полей надвинутой на нос старомодной шляпы. — Никого нет дома, — заявил он, убедившись, что Эмма его заметила. — О, — сказала Эмма и неуверенно шагнула к нему. Похоже, он очень уютно устроился — рубашка расстегнута, подтяжки болтаются. Девушка подумала, что это кто-то из гостей, кого она потревожила своим неуместным появлением, в то время как он наслаждался одиночеством. — Не могли бы вы сказать, когда они вернутся? — вежливо спросила Эмма. — Видите ли, я здесь всего на один день. — Это плохо, — проворчал он. — А моя дочь знает, что вы должны приехать? — Ваша дочь? Так вы мистер Миллз? — А кто же, по-вашему? Мэриан насочиняла вам, что я старый слуга семейства? — Нет, что вы. Я… я не знакома с вашей дочерью. — Нет? Так что же вы здесь делаете? Если вы намерены что-нибудь продать, то зря теряете время. Эмме вдруг очень захотелось рассмеяться, поскольку разговор принимал какой-то странный оборот, но она сделала над собой усилие и, стараясь, чтобы это прозвучало твердо и ясно, сказала: — Я ничего не продаю, во всяком случае, в том смысле, в каком вы спрашиваете. Могу предложить только свою рабочую силу. Это его, кажется, рассердило, он сдвинул шляпу на затылок и воскликнул: — Господи, девочка! Да объясните же, кто вы такая и что это за шутки? — Простите, мистер Миллз, но вы все очень усложняете, — ответила Эмма, и в голосе ее звучал смех, — я вовсе никому не пытаюсь заморочить голову, я просто пришла наниматься на работу. — А, так вы из этих, собачников! Тогда понятно, — сказал он с явным облегчением. — Простите, а разве место уже занято? — спросила она, внезапно осознав, что, несмотря на свои колебания, все же очень огорчилась бы, если бы ей снова сегодня отказали. — Насколько мне известно, нет, но дочь могла и не сказать мне, что уже наняла кого-нибудь. Ну-ка, подойдите сюда, дайте на вас взглянуть, — ответил мистер Миллз, и Эмма, осторожно перешагнув через ухоженную цветочную грядку, вошла на террасу, уставленную какими-то немыслимыми урнами. При ближайшем рассмотрении мистер Миллз оказался коренастым, начинающим полнеть мужчиной невысокого роста, со сварливым выражением лица и удивительно мягким взглядом голубых глаз. Казалось, он забыл сегодня утром побриться, а одет был исключительно так, как считал для себя удобным, без всяких претензий на элегантность. — Входите, садитесь рядом и давайте побеседуем. Простите, что я не встаю. Если встану, то с меня свалятся брюки, — сказал он, и на этот раз Эмма не смогла сдержаться и рассмеялась, почувствовав вдруг, что этот человек ей очень понравился. — Забудьте о вежливости, мистер Миллз. Я знаю, как неприятно, когда становится тесен пояс, — сказала она, усаживаясь на свободный плетеный стул. — Знаете? — сказал он, с сомнением окидывая взглядом ее стройную фигурку. — Как бы там ни было, но вы, похоже, то, что нам надо, не чета барышням, что были тут до вас, — те либо задирали нос, либо старались работать как можно меньше. Моя дочь не особенно хорошо разбирается в людях, мне кажется. Как вам пришло в голову заняться такой чудной работой, мисс, мисс?.. — Эмма Клей. Наверное, потому, что я очень люблю собак, и к тому же я занималась этим до того, как умер мой отец. У меня не обнаружилось никаких иных талантов, — ответила она, но ее имя не говорило ему ничего, и старик был по-прежнему настроен несколько скептически. — Хм-м… сложение у вас не такое, какое, мне кажется, надо бы иметь для подобной работы, — заключил он. — У вас хватит сил? Лицо у вас такое худенькое. — Я достаточно сильная. Худые люди обычно бывают жилистыми, знаете ли. Как вы думаете, ваша дочь скоро вернется, мистер Миллз? У меня всего около часа до последней электрички из Чоуда. — Думаю, не должна задержаться. Девчонка, которая сейчас работает на псарне, мне кажется, слегка с придурью. Мэриан как раз поехала в Чоуд, чтобы переговорить там с одной девушкой именно по этому вопросу. Вы согласны жить здесь? — Жить? Вы хотите сказать, в семье? Мне говорили об этом, но мисс Миллз может изменить свое решение. — Пока я плачу за ее причуды, Мэриан будет делать то, что я скажу. У нее самой неплохой доход, но, когда речь заходит о том, чтобы заплатить за очередного чемпиона, ей приходится обращаться к своему старенькому папочке. — Знаете, мистер Миллз, это вовсе не лучший способ начинать дело, — сказала Эмма, не в силах противостоять искушению высказать свою точку зрения. — Я хочу сказать, что покупать оптом все, что уже завоевало наивысшее признание, — это, по-моему, все равно что бежать во всю прыть там, где достаточно просто пройтись пешком, а кроме того, человек лишает себя радости соревнования, удовольствия от того, что высших призов достигают животные, выведенные и воспитанные им самим. — Вы так считаете? — спросил он несколько суховатым тоном. — Знаете, я и сам так думаю, но моя дочь считает, что в разведении собак я ничего не смыслю. Вы, все, кто имеет дело с собаками, относитесь к своему хобби очень серьезно, ведь так? — Видите ли, и разведение собак, и их демонстрация для многих из нас — это бизнес, а в качестве хобби это занятие в наше время становится чересчур дорогим, — сказала она, а он нахмурился. — Может быть, именно поэтому моя дочь выигрывает не так часто, как этого можно было бы ожидать, учитывая, какие у нее прекрасные экземпляры. Эти любители собак представляют собой довольно сплоченную компанию, в которую очень трудно попасть. Может быть, моя Мэриан для них слишком хороша или чересчур умна. Они в большинстве своем публика довольно неряшливая во всех отношениях. О присутствующих я не говорю. По лицу Эммы скользнула улыбка, но ответила она совершенно серьезно: — Не стоит щадить мои чувства, мистер Миллз. От девушки, которая работает на псарне или в собачьем питомнике, вряд ли требуется, чтобы она была красавицей, достаточно быть просто трудолюбивой. — А вы трудолюбивы? — Думаю, да. Он снова одобрительно буркнул и вновь окинул девушку взглядом, пытаясь понять, что же все-таки было в ней такое, что заинтересовало его. Она далеко не так очаровательна, как Мэриан, если не некрасива, то, во всяком случае, ничем не примечательна, за исключением, пожалуй, ее удивительных глаз. По его меркам, она была слишком худой, сначала он было принял ее за школьницу, но они сейчас все выглядят как дети, в этих коротеньких юбочках, с длинными прямыми волосами и невинными губами, не тронутыми помадой. Однако в ней было что-то, заставлявшее взглянуть на нее снова, думал он, нечто неуловимое, трудно различимое и совершенно неопределенное. Но, как бы там ни было, ему девушка понравилась, и не важно, будет от нее какая-то польза с этими чертовыми собаками или нет; для работы с Мэриан она годится, решил он. — Ну, я человек простой, мисс… мисс Клей, так? — спросил он. — И я вам прямо скажу: мне бы хотелось, чтобы вы у нас работали. Меня не интересуют доходы от этих собачьих выставок, но раз это нравится дочери, то я не возражаю. Я вижу, что она начала не с того конца, но, будьте уверены, моя дочь в состоянии достичь всего и даже больше, если захочет чего-нибудь по-настоящему, и папочка всегда ее поддержит. А вот и она сама, можете с ней договориться. Назовите свои условия, и пусть будет по-вашему. Я могу позволить себе заплатить вдвое больше, чем вам заплатят в любом другом месте, так что с финансовой стороной вопроса проблем не будет. Да, финансовая сторона вопроса, подумала Эмма и вспомнила, что о чем-то в этом же роде говорил и тот незнакомец. Девушка увидела, как по аллее подъезжает длинный белый закрытый автомобиль и, сделав изящный поворот, останавливается у крыльца. На мгновение Эмма почувствовала зависть, но позавидовала она не роскоши и легкой жизни, которую дают деньги, а той счастливой возможности не ведать житейских трудностей и проблем, которая есть у человека, если он всегда может рассчитывать на поддержку любящего отца. Дверца машины захлопнулась за ее хозяйкой, и Эмма встала, сразу же вспомнив о том, что она здесь не гость, а человек, который пришел наниматься на работу. Когда наконец она увидела мисс Миллз, столь непопулярную в среде собаководов, ее предвзятость исчезла и уступила место искреннему восхищению. Глава 2 Мэриан была настолько хороша собой, что в своем изящном, пожалуй, излишне сложном на первый взгляд наряде казалась дорогим произведением искусного мастера. Но вот она вступила в полосу солнечного света, пытливо посмотрела на Эмму, и стало совершенно очевидно, что в ее красоте нет ничего искусственного — естественное золото волос и потрясающий цвет лица были дарами природы. Эмма, считавшая свою собственную внешность ничем не примечательной и не придававшая ей особенного значения, прекрасно поняла, отчего мир собаководов встретил несравненную мисс Миллз столь сдержанно. — В Чоуде мне не повезло — другая девушка откликнулась на объявление и уже получила работу у этих, ну, которые разводят пуделей, — заявила Мэриан, поднявшись на террасу. — Папа! Ты совершенно невыносим! Стоит мне только отвернуться, как ты влезаешь в эти жуткие старомодные тряпки! А это кто? — Это, если не ошибаюсь, решение твоих проблем, — ответил ей отец с легким самодовольным смешком. — Она случайно зашла поинтересоваться насчет работы, и, что касается меня, я думаю, она ее уже получила. — О! Вам была назначена встреча? — спросила Мэриан, окидывая Эмму быстрым оценивающим взглядом. — Боюсь, что я не видела вашего объявления, мисс Миллз. Я не живу здесь, а приехала по поводу того самого места в питомнике для пуделей, о котором вы говорили. Надеюсь, это все объяснит, — сказала Эмма и протянула ей записку незнакомца. — Ну это же надо! — воскликнула Мэриан, прочитав ее. — Вот уж не думала, что наш зазнайка Макс так скоро откликнется на мою просьбу. Как давно вы с ним знакомы? — Я с ним совершенно не знакома, — сказала Эмма, которая не знала даже, каким образом отрекомендовал ее незнакомец в своей записке. — Вы действительно дочь майора Клея? — спросила Мэриан другим тоном. — Он ведь совершенно легендарная личность. Почти во всех моих собаках есть кровь производителей с клейморской псарни. — Она сказала, что тебе знакомо это имя, мне оно не говорит ничего, — проворчал отец. — Ну, девочка, я думаю, ты знаешь, что для тебя хорошо, что плохо, так что можете договориться прямо сейчас, и не стоит особенно торговаться. Оставляю вас вдвоем, и помни, Мэриан, это не тот случай, когда надо экономить на жалованье. Он подмигнул Эмме и удалился в дом; его дочь скорчила гримаску. — Не обижайтесь на отца, — сказала она. — Он ничего не понимает в собаководстве, но вы ему, кажется, понравились, чего я не могу сказать о ваших предшественницах. — Мне ваш отец тоже очень понравился. Он не притворяется, — осторожно ответила Эмма. Если Мэриан и уловила нотку осуждения в словах Эммы, то она никак этого не показала, а, напротив, обменялась с девушкой дружеским рукопожатием и предложила ей посмотреть вольеры и другие помещения для собак. — Я очень надеюсь, что вы захотите у нас работать, когда увидите, насколько совершенным оборудованием мы располагаем. Все автоматизировано, свет, центральное отопление, полностью оборудованная кухня, ванная. Питомник построен по специальному проекту, и все это стоило бешеных денег, но держу пари, что у нас самое лучшее и самое современное оборудование во всей Англии. Во время экскурсии Эмма убедилась, что слова эти не были пустым хвастовством. Ей доставляло истинное удовольствие смотреть, как собаки, которых выпускали из вольеров на большие лужайки для прогулки, прыгали вокруг Мэриан. Они явно ее очень любили, а их прекрасная форма и великолепный вид говорили о том, что условия содержания здесь отличные. Лишь один красавец пес, по ценности, вероятно, не уступавший драгоценному соболю, пес, которого Эмма заметила сразу, бегал кругами в отдалении и не хотел подходить ближе. — Кто это? — спросила Эмма, чувствуя, что готова влюбиться в это прекрасное животное немедленно и бесповоротно, как это уже случалось с ней и раньше, по отношению к собакам она никогда не могла сдержать своих чувств. — А, это Флайт де Карне. Мне с ним не повезло. Он завоевал один из призов, и я думала, что смогу работать с ним дальше, но он оказался таким пугливым, видимо, поэтому его и продали. — Пугливость у животных иногда путают с осторожностью и естественной подозрительностью, а иногда это реакция на смену владельца. Он просто великолепен. Можно, я попробую провести его на поводке? Иногда собаки слушаются нового человека, а этот такой красавец. Мэриан крикнула стоявшей неподалеку девушке, чтобы та принесла поводок и ошейник, а потом снисходительно посмотрела на Эмму. — Не удивляйтесь, если он поволочет вас за собой, — сказала она. — Он легко теряет голову, а тянуть может, как хороший паровоз. Эмма медленно и осторожно шла по лужайке, а пес стоял, прижавшись к сетке ограждения, и смотрел на нее. Его голова с острыми ушами была гордо поднята, плавные линии шеи, холки и крупа безупречны; в этот момент он показался Эмме эталоном идеальной овчарки. Эмма шла вперед, тихо повторяя его имя, и ее не оставляло ощущение, что это испытание и для нее. — Флайт… хороший Флайт, хороший, красивый мальчик, — приговаривала она, не осознавая, что кладет свое сердце к его ногам, и пес, то ли почувствовав всю любовь, которая звучала в ее голосе, то ли просто осознав, что ему некуда деться, стоял не шелохнувшись, пока она застегивала на его шее ошейник и пристегивала поводок. Потом она провела его по всем препятствиям без каких бы то ни было проблем, и, совершив последний прыжок, пес восторженно положил лапы ей на плечи. — Прекрасно! Вы, несомненно, знаете свое дело, — сказала Мэриан, и по ее интонации было заметно, что девушку раздирают противоречивые чувства — удовлетворение, с одной стороны, и досада, с другой. — Вы, должно быть, много занимались хендлингом. — Не так много, как хотелось. Большинство владельцев предпочитают демонстрировать животных лично. Проведите его, пожалуйста, мне хотелось бы взглянуть со стороны, как он двигается. Эмма сделала это предложение от чистого сердца, но вскоре пожалела об этом, поскольку то, что она увидела, представляло собой жалкое зрелище. Мэриан явно не имела понятия, как правильно обращаться с собакой, она мешала Флайту двигаться в нужном темпе, не вовремя дергала поводок и совершенно выходила из себя, когда собака ложилась на брюхо. Юная помощница, наблюдавшая за ходом событий, бестактно заметила: «Никогда бы не поверила, что это та же самая собака, если бы не видела все своими глазами!» Положения это не улучшило, и Мэриан, сердито одернув девушку, сунула ей поводок и велела немедленно увести собаку в вольер. А затем повернулась к Эмме и заметила с оттенком язвительности, что дочь майора Клея определенно должна знать немало штучек, обеспечивающих ей успех в работе с собаками, после чего предложила пройти в дом и обсудить важные дела, в том числе и вопрос о рекомендациях Эммы. Когда они вошли в дом, Мэриан провела Эмму в одну из комнат на первом этаже, небрежно назвав ее своим офисом. Похоже, что при оборудовании этого помещения было сделано все возможное, чтобы его убранство оставляло неизгладимое впечатление у клиента. Эмма глубоко вздохнула, с трудом преодолев желание самым неприличным образом присвистнуть, — так позабавила ее эта комната, но села на стул, предложенный ей царственным движением руки. Сама Мэриан уселась за письменный стол, явно не гармонируя с обстановкой кабинета, и принялась задавать обычные вопросы — быстро, без тени улыбки на лице — очевидно, она считала эту манеру поведения единственно подходящей для ведения беседы при найме на работу. — Так вы будете у нас работать, мисс Клей? — закончила она. Эмма не могла понять, почему она все еще колебалась, ведь ей необходимо было куда-то устроиться, а столь небольшой объем работы и сравнительно малое количество животных давали возможность надеяться, что работа здесь может считаться просто отдыхом по сравнению с некоторыми другими местами, где ей доводилось работать. — Я дам вам знать. Я не могу решить так сразу, — упрямо ответила она, сознавая, что при других обстоятельствах она согласилась бы немедленно, и боясь, что может упустить такое выгодное предложение. — Может быть, вам будет легче принять положительное решение, если я пообещаю, в случае вашего положительного решения, отдать вам Флайта? — спросила Мэриан; это было явной попыткой подольститься, и Эмма, которая уже встала, чтобы уйти, остановилась и почувствовала, как ее нерешительность растворяется в уже знакомом ощущении надежды на несбыточное. — Вы хотите сказать, что отдадите его мне? — А почему бы и нет? Он слушается вас так, как не слушается меня. Конечно, формально он останется за мной, так же как и те призы, которые он может завоевать, но во всем остальном — он ваш. Как вы смотрите на это? — Я дам вам знать, — повторила Эмма, сама удивляясь, отчего она все еще упрямится, а Мэриан спросила: — Может быть, вас волнует зарплата? Отец велел мне не скаредничать. Мы можем платить вам больше, чем где бы то ни было. — Я знаю, и очень вам признательна, но тем не менее мне бы хотелось еще раз все обдумать. Впоследствии Эмма поняла, что если бы она делала это специально, то и тогда не смогла бы настолько прочно закрепить это место за собой. Точно так же как стремление Мэриан завладеть очередным чемпионом только крепло, когда на пути к достижению цели встречались препятствия, теперь ею овладело желание заполучить Эмму. — Пожалуйста… — продолжала настаивать мисс Милз. — Я очень хочу видеть вас у нас, и потом, отец, он никогда раньше не одобрял тех девушек, которых я нанимала на работу… — Простите, который час? — спросила Эмма, чувствуя, что уже опоздала на электричку в Чоуд, и размышляя о том, есть ли еще какой-нибудь поезд, на котором она могла бы добраться до города, прежде чем уйдет последний автобус. Мэриан сразу же изъявила желание помочь и настояла на том, чтобы довезти Эмму, но уже не в Чоуд, а к большому железнодорожному узлу, расположенному несколько дальше, откуда шло гораздо больше поездов. Всю дорогу она весело щебетала. Известно ли Эмме, что название ее усадьбы — это анаграмма имени Мэриан, и не умница ли ее отец, что он это придумал? Только когда поезд Эммы уже тронулся, Мэриан вернулась к деловому разговору. — Я не прощаюсь, — весело сказала она. — В Эрмина вы сможете сделать для меня очень многое и — не забывайте о Флайте. «Не забывайте о Флайте», — эхом отстукивали колеса поезда, который уносил Эмму… ее покупают… ей делают необычное предложение… обещают награду… Она задремала в промежутке между станциями, а потом уснула, и ей вдруг ясно привиделось смуглое сердитое лицо заносчивого незнакомца, который сначала сбил ее машиной, а потом положил начало всем последующим событиям. Как ни странно, окончательное решение за нее приняла мисс Холлис, вернее, именно она сказала ей, что надо быть разумной и принять предложение. — Ну, ты же знаешь, я и сама не люблю этих богатых дилетантов, которые воображают, что успех можно просто купить, но в твоем положении эта работа просто находка, — сказала она, когда Эмма поведала ей о событиях дня. — Почему ты это говоришь? — удивленно спросила Эмма. — Я-то была уверена, что ты, наоборот, устроишь мне холодный душ, что у тебя найдется немало язвительных замечаний по поводу излишней роскоши. — Потому, что тебе бы роскошь не помешала, — угрюмо сказала мисс Холлис. — Это в моем возрасте можно полностью посвятить себя лучшему другу человека и жить в свинарнике, но когда человек молод, ему нужно кое-что еще. Ты все еще ребенок, Эмма. Это вполне приличный способ зарабатывать себе на жизнь, если у тебя есть к этому склонность, а у тебя она есть, надо отдать тебе должное, но не забывай, что тебе эта работа может причинить и страдания. Я сотни раз тебе говорила, что нельзя позволять себе выбирать любимчиков среди щенков, которых потом придется продать. Вспомни, как трудно тебе всегда было с ними расставаться, когда наступало время. У тебя слишком нежное сердце для таких дел, тебе необходимы перемены. Там, в питомнике Миллзов, по крайней мере, не будет необходимости продавать всех собак подряд только из нужды, и к тому же тебе необходимо пожить в приличных условиях. А теперь отправляйся спать и не слушай больше мою болтовню. Наверху, в маленькой комнатке под крышей, частом убежище Эммы в часы душевных переживаний, Эмма размышляла о последних словах мисс Холлис, прекрасно понимая, что та была права. Ей никогда не приходило в голову, что суровая старушка Холли знала о ее слабостях, которые она старательно скрывала, и теперь, в задумчивости глядя на свое отражение в зеркале, Эмма думала: могла бы она самостоятельно выбрать работу, если бы воспитывалась в другой среде? Лицо, смотревшее на нее из зеркальной глубины, было настолько знакомым, что она никогда не задумывалась над тем, могло ли оно показаться кому бы то ни было привлекательным, но теперь она с интересом рассматривала его, пытаясь взглянуть на него глазами мужчины. Какое, к примеру, впечатление произвела она на того незнакомца, который сначала сбил ее с ног и отругал, а потом устроил ее ближайшее будущее? Никакого впечатления она произвести на него не могла; он мог бы обратить на нее внимание, только чтобы заставить поревновать другую девушку, вынесла она суровое заключение, а потом никак не могла понять, почему испытывает досаду, ведь ничего, кроме неприязни, этот незнакомец у нее вроде бы не вызвал. Ну ладно, думала Эмма, сбросив туфли и начиная раздеваться, у великолепной мисс Миллз, несомненно, масса поклонников, и какое дело ее будущей служащей до того, принадлежит этот незнакомец к их числу или нет. Глава 3 Привыкнуть к новому месту работы было нетрудно, характер у Эммы был уживчивый, а перемены стали для нее делом привычным. После года работы у мисс Холлис, в режиме вынужденной экономии и в допотопных условиях, все красоты Эрмина-Корт и великолепное оборудование казались просто сказочными. Единственное, что разочаровало Эмму, так это то, что собак не пускали в дом. Мэриан разрешила сделать исключение только для Флайта, изящно намекая этим, что предложение относительно собаки сделано всерьез. Правда, оставалось неясным, подарили ей собаку или, так сказать, одолжили в счет частичного выполнения обещания, но Эмма приняла этот жест с благодарностью, безраздельно отдала Флайту свое сердце и нашла отклик в собачьей душе. Флайт спал в комнате Эммы, ходил за ней по пятам, и, лишь когда мистер Миллз однажды с шутливым одобрением заметил, что собака совершенно изменилась, Эмма ощутила недоброжелательность со стороны Мэриан. — Если ты будешь так с ним возиться, его придется снова отправить в вольер, Эмма, — довольно резко сказала она. — Собаки, которые живут в доме, становятся слишком изнеженными и редко показывают хорошие результаты на выставках. — Мой отец считал, что овчарки отличаются от других пород. Им необходима дружба человека, они должны чувствовать себя членами семьи, — ответила Эмма. — У нас собаки всегда бегали по дому, а когда их было слишком много, то мы пускали их в дом по очереди. — Очень может быть, но я хочу вести дело по-своему. В конце концов, я здесь хозяйка, — сказала Мэриан. В первый раз Эмме напомнили о ее положении, и она вспыхнула. — Разумеется, мисс Миллз, — вежливо ответила она, и Мэриан сменила тон. — Не мисс Миллз, а Мэриан. Я думала, мы друзья, — с упреком сказала она. — Разумеется, — повторила Эмма. — А теперь давай составим план подготовки к выставке в среду, — оживленно продолжала Мэриан. — Это довольно далеко, поэтому я хочу выехать в семь утра, значит, вольеры надо будет убрать к половине седьмого. Эта распустеха Айрин явится не раньше половины девятого, а я боюсь доверить ей Сарацина — он может вырваться и покусать остальных, так что тебе лучше самой проследить за тем, чтобы собаки были на своих площадках. Не знаю, за что я плачу этой девчонке, — она просто идиотка! Эмма, которая прекрасно помнила о тех ошибках, которые допускала на своем первом месте работы, когда ей было столько же лет, сколько и Айрин, испытывала определенную симпатию к девушке: ведь той доставалось больше всех, когда у их хозяйки случались приступы плохого настроения. — Она научится, нельзя требовать слишком много от человека, которому едва исполнилось семнадцать, к тому же Айрин до смерти вас боится, — с улыбкой сказала Эмма, и, похоже, Мэриан это польстило. — Это неплохо, — сказала она. — Тебе бы тоже следовало пробрать ее хорошенько, а не убирать вольеры вместо нее. — Ну, — извиняющимся тоном начала Эмма, — я не умею пробирать. Мне самой изрядно доставалось в ее возрасте, и я знаю, что человек от придирок только глупеет. — А где это было? В Вентворте? — Нет, у Спунеров я работала позднее. К тому времени я была уже достаточно квалифицированным работником. — А почему ты от них ушла? Не думаю, что тебе у старушки Холли показалось так уж хорошо после того, как ты поработала у них. Мне всегда казалось, что мистер Спунер этакий лихой парень. Я права? — Откуда мне знать? Мы, служащие, жили отдельно и с хозяевами братских отношений не поддерживали. — Ответ Эммы прозвучал так холодно, что Мэриан удивленно приподняла бровь, но сказала только: — Впрочем, думаю, у этого бедняги шансов немного. Миссис Спунер крепко держит его на привязи. Интересно, будут ли они в среду? В Виндзоре они показывали очень симпатичную молодую суку. Эмма с нетерпением ждала мероприятия, приуроченного к открытию ежегодной сельскохозяйственной выставки графства. Они отправились в закрытом фургоне, которым Мэриан пользовалась для перевозки собак на выставку. Флайт и пара щенков поместились сзади. И когда они наконец прибыли и направились к рингу, пробираясь сквозь шумную толпу посетителей, Эмма почувствовала, как ею овладевает знакомое чувство нервного напряжения. Мэриан прошла вперед, предоставив Эмме дожидаться с собаками ветеринарного контроля. Эмма медленно продвигалась вместе с очередью, то здесь, то там встречались знакомые лица, и вдруг ей показалось, что она видит того самого незнакомца, сбившего ее тогда в деревне и изменившего ее жизнь. Высокомерная посадка темноволосой головы, орлиный нос, привычка вопросительно вздергивать брови — похоже, что он стоял там, у стола, где ветеринары в белых халатах осматривали собак. Она вытянула шею, чтобы лучше видеть, но тут ее подтолкнули и попросили не задерживаться — подошла наконец их очередь. Когда Эмма снова подняла глаза, тот человек уже ушел. Может быть, это был кто-то, просто похожий на него, подумала Эмма и вдруг увидела, что Мэриан нетерпеливо машет ей рукой, стоя у входа. — Пошли! — закричала она. — Осталось только два захода до презентации, и я хочу, чтобы собаки были на месте. Спунеры привезли свою суку, так что в открытом классе, скорее всего, победят. Они, похоже, были удивлены, что ты у меня работаешь, а миссис Спунер довольно язвительно заметила, как хорошо, что у меня нет мужа. Да, представляешь, в последнюю минуту — замена судейства. — О! И кто же будет судить? — Доусон. Впрочем, я думаю, это не имеет значения. Он в свое время пытался купить Флайта, и у него не должно быть никаких претензий. Они дошли до павильона, где на скамьях рассаживали овчарок, и Эмма с удовольствием занялась тем, чтобы устроить собак и закрепить поводки. Когда она, раскрасневшаяся, выпрямилась и взяла у Мэриан каталог, который та раскрыла на нужной им странице, то сумела сказать уже совсем спокойно: — Думаю, в этом случае Флайта демонстрировать лучше вам, Мэриан. — Ради Бога, почему? — Боюсь, что Доусон снизит оценку, если это буду делать я. — С какой стати? Ты же просто моя служащая и показываешь чужую собаку, о каких личных счетах может идти речь? Как бы там ни было, но, мне кажется, он справедливый судья. — Он хороший судья. Я просто подумала… — Да брось ты! Ты испугалась, да? Я бы сама взялась показать Флайта, если бы знала, что он станет слушаться меня так же, как тебя, но я не хочу, чтобы собака, которая имеет уже один диплом, провалилась в открытом классе. — Ну, знаете, есть такое мнение: раз собака уже имеет квалификационное свидетельство, то должна выступать только на выставках чемпионов, а в открытом классе надо дать шанс и другим, — сказала Эмма, но Мэриан обиделась. — Ну конечно, так и делают! — фыркнула она. — Но это же не какая-нибудь захудалая местная выставка, которых полным-полно проводится по всему графству. Чемпионов других пород демонстрируют без всяких ограничений, так что, думаю, Доусону все равно. — Да, но… хорошо… — неуверенно сказала Эмма, и Мэриан принялась за макияж и прическу, гораздо более заинтересованная в данный момент своим собственным видом, так как в следующих двух показах ей предстояло выводить собак самой. Эмма суетилась вокруг Джестера, молодого пса, выращенного Мэриан, и надеялась, что с ним Мэриан сегодня повезет. Когда собака была готова, она отвела ее к Мэриан на ринг, а потом села и стала наблюдать за судейством. Если быть беспристрастной, то Фрэнк Доусон — хороший судья, подумала она, он прекрасно набил руку в этом деле и отлично знал, чего хочет. Он всегда знал, чего хочет, он мог даже польстить молоденькой девчонке, которая никогда и ничего для него не значила, но, как любой самолюбивый мужчина, он вряд ли забудет, что им пренебрегли, как бы мало это для него ни значило тогда… Мэриан вывела Джестера. Она излишне суетилась, заставляя собаку нервничать, самодовольно бормотала что-то на ухо судье, который наклонился, чтобы осмотреть собаку. Мэриан выглядела дорого и очаровательно, подумала Эмма, но если Доусон ею и заинтересовался, то он не тот человек, который покажет это, прежде чем представится удобный, с его точки зрения, случай. Осмотрев собаку Мэриан, он указал ей место у края площадки с такой же дежурной улыбкой, какой награждал всех остальных, и перешел к следующей собаке. Эмма почувствовала, что напряжение спадает, Если Доусон ее и увидел, то он не подал виду. В самом деле, подумала она, вновь обретая чувство реальности, с какой стати ему обращать на нее внимание? Вполне возможно, что по прошествии двух лет он даже не помнит ее. Приз Мэриан не получила, ее второй собаке присудили третье место, и, когда объявили перерыв на ленч, она попыталась убедить судью изменить решение, но он лишь вежливо улыбнулся и ушел вместе с обслуживающим персоналом. Эмма смотрела, как он уходил, и отметила про себя, что он мало изменился. Это был высокий, худой человек, ему было далеко за сорок, но его светлые волосы, поседев, приобрели платиновый оттенок, и от этого он казался обманчиво молодым, а складки на его удлиненном лице скорее придавали ему шаловливый вид, чем старили его. Эмма подумала, что многие женщины должны находить его привлекательным, и Мэриан определенно относилась к их числу. — Мужчина что надо, этот наш мистер Доусон, — сказала Мэриан, помогая Эмме отнести корзину с ленчем в тень под деревом.. — Никогда прежде с ним близко не встречалась. Он женат? — Мне кажется, у него в свое время была жена, но ее никто никогда не видел, — ответила Эмма. — Ты говоришь так, как будто с ним знакома. Ты его знаешь? — Не в том смысле, в каком вы имеете это в виду. Я работала у него, совсем недолго. — Работала у него? Ну, Эмма, да ты темная лошадка! Ты не говорила мне, сколько мест ты сменила, когда я брала тебя на работу. — Вы меня об этом не спрашивали. Их было всего три. Я начинала у мистера Доусона, затем работала у Спунеров и, наконец, у Холлис. Вы попросили только одну рекомендацию. — Не сочти меня подозрительной, дорогая, мне просто интересно. На самом деле мне повезло, что я заполучила такую молодую, но уже квалифицированную работницу, как ты. Эмма, Флайт просто должен сегодня победить. Здесь судья с Уилчестерской выставки, и он очень внимательно за всем наблюдает, а кто-то пустил слух, что Флайт — пугливая собака. Я знаю, что сама виновата, мне не удался хен-длинг, и в Виндзоре он действительно показал себя не с лучшей стороны. Именно поэтому сегодня поведешь его ты. Не может быть, чтобы ты говорила серьезно, что Доусон может занизить тебе оценку, если только ты не оставила его в свое время с носом. — Нет, ничего такого не было, но если бы и было, то не думаю, что это отразилось бы на его судействе, — сказала Эмма. — Расстелите, пожалуйста, салфетку, Мэриан, я распакую корзину. Когда судейская коллегия возобновила свою работу, Эмма вернулась к скамье, где ее ждал Флайт, она собиралась подготовить его и дать ему размяться перед выступлением. Глядя, как пес прыгает без поводка, она снова испытывала то удивительное чувство, которое возникало у нее всякий раз при виде истинного совершенства и которое ничего общего не имело с ее привязанностью к этой собаке. Спунеры тоже тренировали свою собаку и, наверное, прошли бы мимо, едва обменявшись с ней приветствиями, но миссис Спунер вдруг остановилась и критическим взглядом окинула Флайта. Ее муж пробормотал что-то вроде приветствия, но избегал встречаться с Эммой взглядом, а миссис Спунер заключила: — Х-м-м… с темпераментом у него, кажется, почти все в порядке, но ты умеешь обращаться с пугливыми животными, Эмма, надо отдать тебе должное. — Флайт не пугливый, он просто впечатлительный. Его немного неправильно воспитывали, — коротко ответила Эмма. — Ничего удивительного, стоит только посмотреть на эту бездарную девицу, которая таскает его на поводке, сама не зная, что делает. Я очень удивилась, что ты работаешь у нее, Эмма, но, конечно, после того как посидишь на голодном пайке у бедной старушки Холлис, попасть в роскошные условия — перемена приятная. — Я ушла от мисс Холлис только потому, что она не могла больше мне платить. Работать у нее мне очень нравилось, — сказала Эмма и твердо посмотрела в глаза своей бывшей хозяйке, а та рассмеялась неприятным смехом. — Ты, очевидно, хочешь сказать, что работать у нас тебе не нравилось. Ну, так в том, что дела пошли вкривь и вкось, виновата только ты сама, дорогуша, — сказала она, а понимающий взгляд, который она бросила на мужа, заставил его смутиться еще больше. — Мы лучше пойдем обратно, к площадке, Эльза уже достаточно размялась, — пробормотал он, а на лице его жены появилось насмешливое выражение. — Еще даже не давали сигнала к началу, так что нам торопиться некуда, — сказала она, — а вот Эмме пора возвращаться, великолепная мисс Миллз, наверное, ждет выхода. — Хендлером сегодня буду я, миссис Спунер, — сказала Эмма и пожалела о том, что не подождала, пока та об этом узнает сама, потому что сразу же последовал язвительный комментарий: — Ну конечно, смена судейства! Я и забыла, что, когда судит Доусон, твои шансы выше, чем когда бы то ни было. Умница мисс Миллз, знает, как добиваться своего, даже если для этого приходится признать себя неумехой. Эмма пошла к площадке и почувствовала, что ее восстановившееся было душевное равновесие снова нарушено. Стоит ей выиграть, и Спунеры немедленно начнут распускать слухи, что Мэриан знала о ее отношениях с Доусоном и сделала на это ставку. Когда она вступила на площадку, взгляд судьи на мгновение остановился на ней, и Эмма поняла и то, что он ее узнал, и то, что, как она и предупреждала Мэриан, постарается снизить ей оценку. Ну что же, менять хендлеров было уже поздно, и девушка пошла по привычному маршруту, стараясь забыть обо всем, кроме реакции собаки. И только выведя собаку в центр ринга и оказавшись на несколько минут один на один с Доусоном, она почувствовала, что на нее тоже могут обратить внимание. Но судья задавал вопросы бесстрастным тоном, делал замечания по существу, а закончив осмотр, отпустил ее с той же механической улыбкой, какой награждал всех остальных, в том числе и Мэриан. Эмма незаметно ушла и села в ожидании на скамью у края ринга. На ринг приглашали щенков-сук, и она не заметила, как Доусон поднялся из-за судейского стола и направился к ней. — Ну, Простушка Пенни, ты снова в обращении, — сказал он и сел рядом. Она быстро взглянула на него, досадуя, что краска заливает ей лицо, и пожалела, что так необдуманно уселась на самом виду, на краю опустевшей площадки. «Простушка Пенни»… Она вспомнила, как он не хотел называть ее Эммой, так ясно, словно это было вчера. С притворной предупредительностью он сказал тогда, что это слишком простое и скучное имя, и спросил, нет ли у нее другого. Второе ее имя он сократил до уменьшительного, а остальное добавил из желания подразнить. — Добрый день, мистер Доусон. Интересное начало, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал вежливо и непринужденно, а в его глазах появилось насмешливое выражение. — Думала, что я тебя собираюсь засудить, а? — спросил он. — А вы хотели, чтобы я так подумала? — До чего же женщины любят переходить на личности! Должен признать, что был не прочь слегка нагнать на тебя страху, но я все-таки справедливый судья. И на твоей собаке мои личные чувства не отразились. Эмма молчала, чувствуя себя довольно глупо. Ей следовало бы знать, что Фрэнк Доусон слишком хороший судья, чтобы на его мнение могли повлиять как личные чувства, так и общественное мнение. Даже признавшись в том, что ему доставляло удовольствие видеть, как неуютно чувствует себя Эмма, он, напротив, постарался бы быть предельно объективным по отношению к собаке. — Так, значит, ты уютненько устроилась у нашей новой сподвижницы, которую прельстила погоня за славой и деньгами? Впрочем, как я слышал, с деньгами у нее проблем нет, единственное, чего ей недостает, — так это умения, — сказал он. — Умение не приходит мгновенно, — довольно резко ответила Эмма. — Надо быть более терпимым и не смеяться над естественными ошибками. — Очень правильное замечание, подобающее лояльному сотруднику, — сказал он, и на его лице появилась знакомая насмешливая гримаса. — Не думай, что я имею что-либо против дилетантов с деньгами. При умелом руководстве они могут сделать многое для улучшения породы. А она еще и хорошенькая, правда, пожалуй, не в меру вычурна. Ты должна меня с ней познакомить потом. Он поднялся, но тут к ним подлетела Мэриан в восторге от представившейся наконец возможности переговорить с Доусоном, однако он отстранил ее, сказав, что его ждут и что он будет счастлив ответить на все вопросы, когда судейство будет окончено. — Ну, знаете! — обиженно воскликнула Мэриан, когда он ушел. — Мог бы, по крайней мере, быть повежливее, тебе-то у него нашлось что сказать! — Он просто проявляет осторожность. Ему еще предстоит вынести решение, и лучше, чтобы никто не видел, как он болтает с хозяйкой потенциального победителя, пока показ еще не окончен, — рассудительно сказала Эмма, и Мэриан, надувшая было губы, расплылась в улыбке: — Ну конечно, ужасно глупо с моей стороны. Думаю, что показывать я его все-таки буду сама. Положение Эммы не позволяло ей возражать, но последствия этого решения были катастрофические. Флайт, неожиданно попав в неумелые руки, никуда не годился, причем он не только вспомнил, как ведут себя пугливые животные, но и все время тянул поводок в ту сторону, где у края площадки стояла Эмма. Мэриан разозлилась, хлестнула пса по морде и окончательно испортила впечатление, так что Доусону ничего на оставалось, как присудить первый приз суке Спунеров. Мэриан ушла с площадки, едва не плача, совершенно не заботясь о том, что своим поведением создает себе репутацию человека, который не умеет проигрывать. — Это все ты виновата! — закричала она на Эмму. — Зачем тебе понадобилось стоять там, где он мог тебя видеть? Ты что, хотела, чтобы я выглядела такой дурой? Это ты испортила собаку, ты отучила Флайта от меня с этой своей дурацкой идеей насчет домашнего любимчика… Как только мы вернемся домой, он отправится в вольер, а ты забудешь о нем до тех пор, пока он не научится узнавать свою хозяйку, ты слышишь?! — Тише, Мэриан! — резким шепотом сказала Эмма, надеясь, что ее предупреждение не будет расценено как дерзость, но сердце у нее ныло. У Мэриан, которая уже заметила, как обмениваются многозначительными взглядами те из зрителей, кто мог ее слышать, вид был слегка пристыженный, а Доусон, который решил наконец вознаградить стремление Мэриан познакомиться с ним поближе, подошел к ним не спеша и заметил: — Вам следовало бы предоставить вашей служащей закончить работу, мисс Миллз. Собака выказывает ей явное предпочтение. Мэриан могла, конечно, вести себя как капризное дитя, но всегда чувствовала, когда это становилось неуместным. Эмма с восхищением наблюдала, как та мгновенно пришла в себя и улыбнулась судье. — Да, конечно, вы правы. Эмма гораздо лучший хендлер, чем я. Я все еще новичок в этом деле, — сказала она, взмахнув в его сторону ресницами, и он улыбнулся. — Неужели? Я бы этого не сказал, — ответил он, слегка растягивая слова, и она покраснела, уловив двусмысленность сказанного, а затем снова улыбнулась, и на щеках ее появились восхитительные ямочки. — Я так хотела побеседовать с вами, мистер Доусон, — сказала она. — Вы ведь многим занимаетесь, не так ли? Покупка, продажа на экспорт и прочее. Может быть, вы смогли бы мне помочь найти хорошую суку. Эмма говорит… — Простушка Пенни — воплощенная мудрость, — лениво перебил он. — Я уверен, она процитировала вам старую пословицу о том, что ценность псарни в ее суках. Это, знаете ли, справедливо. — Простушка Пенни? Какое странное прозвище. Вы звали ее так, когда она работала у вас? — И так, и иначе. Ее второе имя Пенелопа, а имя Эмма мне никогда не нравилось, но мы смущаем бедную девочку, она никогда не одобряла этого прозвища. — Возможно, потому, что оно оказалось слишком точным, мистер Доусон. В семнадцать лет внешность имеет для человека довольно большое значение, — сказала Эмма, вовсе не собираясь вскакивать и убегать, как делала это раньше в ответ на его насмешки, но он лишь улыбнулся и как бы между прочим произнес: — Я вовсе не имел в виду твою внешность, дорогуша, просто вспомнил одну старую считалочку, ее повторяла, кажется, еще моя няня. Так вот, мисс Миллз, если вы всерьез хотите заняться разведением собак, а вы, похоже, собираетесь организовать высококлассный питомник, я найду вам прекрасных производителей. Пойдемте выпьем чего-нибудь, обсудим возможные варианты и посмотрим, что вам необходимо. На Эмму его приглашение не распространялось, и она осталась сидеть, глядя, как они идут к павильону, в котором расположилось кафе. Эмма тоже пошла выпить чашку чая. Она была рада, что день почти закончился, рада, что уже не испытывала замешательства и волнения, которые были свойственны ей в ранней юности. Было ли прозвище придумано Доусоном действительно из желания подразнить угловатого подростка или нет, теперь это уже не имело значения. Ей показалось, что она вспомнила считалочку, о которой он говорил, и даже была с ней согласна. «Пенни простой, двухпенсовик цветной…» Если это сравнение пришло в голову остроумному мистеру Доусону только сейчас, он попал в точку. Во всех отношениях и без каких бы то ни было усилий с ее стороны бесценная мисс Миллз, бесспорно, «двухпенсовик цветной»… В буфете было полно народа, и Эмма, проигнорировав мистера Спунера, который, вырвавшись из-под контроля своей супруги, украдкой делал ей какие-то знаки, прошла к сельскохозяйственному отделу, где было просторнее. Она подошла к дальнему концу прилавка, у которого продавали чай, получила свою чашку и уже собиралась расплатиться, когда голос рядом с ней произнес: «Позволь, дорогая», и мистер Спунер выложил на прилавок несколько монет. Эмма, мгновенно вспыхнув, попыталась возразить, но он не обратил внимания на ее протест и теперь стоял рядом, буквально пожирая ее глазами, с неприлично самодовольным видом. Противный человечишка, сердито подумала она, он, должно быть, специально пошел за ней. Усугубляя неловкость ситуации, он сказал: — Ты умница, что ушла из отделения собаководства. Я понял твой намек и тоже пришел сюда. — Если вы полагаете, что я хотела, чтобы вы последовали за мной, то вы очень заблуждаетесь, мистер Спунер, — с негодованием сказала Эмма. — Если уж хотите знать, то вас я хотела видеть еще меньше, чем толпу в соседнем буфете. — Ну, это нехорошо с твоей стороны, — с упреком проговорил он, оглядываясь через плечо с таким видом, словно подозревал, что его вездесущая супруга где-то неподалеку. — Твоя новая хозяйка показала себя ужасно, она очень тебя подвела. У нее скверный характер, не так ли? — Флайт просто не привык к методам мисс Миллз, — холодно сказала Эмма. — Поздравляю вас с победой. Это все? — Нет, не все. Я хотел бы объясниться по поводу того маленького недоразумения, которое случилось, когда ты у нас работала. — Это было почти год назад, к чему возвращаться к этому снова? — резко сказала Эмма, а на его лице появилось лукавое и в то же время неприятно нетерпеливое выражение. — Видишь ли, у меня не было случая объясниться. И я бы с удовольствием возобновил наши дружеские отношения теперь, когда… э-э-э… ты работаешь у кого-то другого, — сказал он и протянул руку, пытаясь дотронуться до нее. — Тут нечего объяснять, — твердо сказала Эмма. — Единственное, что вы могли бы сделать, — так это признаться вашей жене, что тот маленький эпизод, который она увидела, инсценировала не я, — продолжила она, с удовлетворением наблюдая его замешательство. — Но теперь-то я понимаю, что подобное бывало и раньше, просто миссис Спунер пытается таким образом сохранить лицо, обвиняя во всем своих служащих. — Она бы все-таки не уволила тебя, дорогая. Она слишком ценит твои профессиональные качества, — сказал он таким тоном, словно это могло извинить то, что произошло, и Эмма вдруг на мгновение почувствовала жалость к сварливой миссис Спунер. — Мой профессионализм не включает способность проглотить грязные намеки лишь ради того, чтобы сохранить работу, поэтому я сама сделала первый шаг и уволилась. — С этими словами она взяла свою чашку, надеясь, что он наконец уйдет. — Это нехорошо, дорогая. Я только хотел все прояснить, — сказал он и снова протянул руку, чтобы похлопать ее по плечу. Она резко отпрянула, задев кого-то локтем, и чашка с блюдцем выскочили у нее из рук. Эмма невольно вскрикнула, почувствовав, как горячий чай обжигает кожу сквозь тонкое платье, а голос у нее за спиной произнес: — Прошу прощения. Позвольте купить вам чаю. Она быстро повернулась и увидела знакомую темноволосую голову и широкие плечи человека, наклонившегося, чтобы поднять ее чашку. Он выпрямился и поставил чашку на прилавок, а она не нашлась что сказать и только ахнула. — Так, — сказал незнакомец, критически осматривая ущерб, нанесенный ее платью. — У вас, похоже, склонность к тому, чтобы постоянно пачкаться. — А у вас, похоже, склонность к тому, чтобы становиться причиной всевозможных неприятностей, — парировала она, и его брови поползли вверх, придавая лицу знакомое снисходительное выражение. — Думаю, что виноваты в обоих случаях были вы, но не будем мелочны и не станем ссориться из-за пустяков, — ответил он, — я же предложил вам купить еще чаю. — Нет, спасибо, — ответила она, досадуя на то, что ее вывели из равновесия, когда она так хладнокровно расправлялась с настырным мистером Спунером. — Дорогая, позволь мне тебя угостить. Только сначала давай вытрем твое прелестное платьице. Некоторые люди так неловки. — В голосе Спунера, о присутствии которого Эмма совсем забыла, звучали собственнические нотки, он вынул носовой платок, но прежде чем успел прикоснуться к ее платью, высокий незнакомец достал свой собственный и сунул его в руку Эмме. — Уверен, что вы предпочтете сами привести себя в порядок, а если ваш приятель намекает на меня, то я могу помочь ему уразуметь, что существуют более неловкие способы оскорбления действием, чем пролитая чашка чая, — сказал он. Эмма, увидев, как Спунер замигал под его пристальным взглядом, подумала, что надо было бы предупредить нахального человека не связываться с тем, кто ему не по зубам. — Что вы хотите сказать, сэр? — взорвался Спунер. — Вы друг этой молодой леди, как я понимаю, но дама со мной. — Я ее, скажем… знакомый. И у меня создалось впечатление, что ей неприятно ваше общество. К тому времени, когда Эмма закончила приводить в порядок платье, незнакомец уже ждал ее с чашкой чая в руке, и под его насмешливым взглядом она не посмела отказаться еще раз. — Спасибо, — покорно сказала она и принялась отхлебывать чай, сосредоточенно глядя в чашку и старательно избегая его взгляда. Когда она снова подняла глаза, Спунер уже растворился в толпе, а ее знакомый незнакомец облокотился на прилавок и задумчиво разглядывал ее. — Так вы, значит, получили эту работу, Эмма Пенелопа Клей… — произнес он. — Вы, наверное, все-таки мне благодарны. — Конечно, — ответила она, — для меня большое удовольствие снова оказаться в Плоуверс-Грин. — Ах да, конечно, ностальгические картинки вашего детства. А как насчет старого дома — дома, в котором вы родились и который ждет встречи с вами в лучших романтических традициях? — У меня нет свободного времени, чтобы пускаться на поиски, — коротко ответила она. — Наша работа везде одинакова, но к новому месту надо привыкнуть, а помощница у меня совсем молоденькая и не слишком сообразительная. — А, эта пресловутая Айрин. — Вы знаете ее? — Ну конечно же он должен ее знать, раз он приезжал в Эрмина-Корт, и она уже собралась было поинтересоваться, как его зовут, когда он вдруг спросил: — Кто этот противный маленький пройдоха? У него, похоже, ошибочное представление о своей внешности. — Спунер? Я в свое время работала у него, вернее, у его жены. Им принадлежат вентвортские псарни, и у них некоторые проблемы с кадрами — работницы там не задерживаются. — Могу себе представить. Они вас что, уволили? — Конечно нет! Я сама уволилась и стала работать у мисс Холлис. Это старая дева, без всяких претензий, но очень знающая. Мне было у нее хорошо. — Понятно. А у вашей теперешней хозяйки вам хорошо? Она ведь тоже старая дева, но на этом сходство, похоже, кончается. При мысли о подобном сравнении Эмма хихикнула, как школьница, а он улыбнулся в ответ. — Я понимаю, что вас это сравнение позабавило. Великолепная мисс Миллз, должно быть, разбила немало сердец. Как у нее идут дела сейчас? — Мы получили приз в открытом классе и рассчитывали на звание лучшего в породе, но… — Но что? — В общем-то ничего. Собака, должно быть, была не в форме. — Понятно, — сказал он. — Однако вы, должно быть, думаете, а что же здесь делаю я? — Знаете, да. Мне не показалось, что вас так уж интересуют собаки. — Вы абсолютно правы, но у вас, энтузиастов-собаководов, к сожалению, очень ограниченный круг интересов. Между тем это прежде всего сельскохозяйственная выставка. — Ну конечно. — В первый раз она заметила, что на нем бриджи и кожаные гетры. Кто же он такой? Может быть, преуспевающий фермер, владелец охотничьего хозяйства или специалист по соколам и охотничьим лошадям, приехавший на ежегодную выставку? Она испытала едва уловимое чувство сожаления: вряд ли они когда-нибудь встретятся еще. — Вы разочарованы, мисс Клей? — спросил он, и, смутившись, она поняла, что он угадал ее мысли. — Разочарована? — Тем, что я не разделяю вашего почтения к главной, с вашей точки зрения, цели данного мероприятия? — О! Нет, конечно нет — с какой стати? Просто мне показалось, что раз вас интересует питомник мисс Миллз, то вы, должно быть, разбираетесь в собаководстве, — ответила она, чувствуя себя довольно глупо. — Мои интересы не ограничиваются псарней, если желаете знать, — сказал он. — И потом, почему мы с вами выбираем такие неблагодарные темы для беседы? Расскажите мне о себе. У вас есть какая-нибудь еще жизнь, помимо работы? Чего вы хотите достичь, выбрав себе такой род деятельности? Вам ведь приходится работать с половины седьмого, когда вы встаете убирать вольеры, и до самого вечера, когда уже ног под собой не чувствуешь? Эмма нетерпеливо передернула плечами. Какое право имеет этот незнакомец так небрежно задавать вопросы о вещах, в которых он ничего не смыслит? Конечно, участвовать в выставках — это удовольствие, и не важно, выиграл ты или проиграл, здесь всех объединяет родственное чувство, это особый мир, в котором только тяжким трудом можно достигнуть вершин и получить заслуженную награду. Она попыталась объяснить это скептически настроенному незнакомцу, но, похоже, ее аргументы нисколько его не убедили, хотя слушал он внимательно. — Не подумайте, что я в принципе с вами не согласен. Основной целью выставки является улучшение породы, это я понимаю, и это как раз достойно уважения, — сказал он. — Но средства, которые иногда при этом используются, сводят на нет результаты. Узкородственное разведение дает возможность вывести чисто декоративные выставочные экземпляры животных, и что хуже всего — слабые и нежизнеспособные. — Это распространенная точка зрения, происходящая от недостатка информации, — снисходительно ответила Эмма. — Вы что-нибудь понимаете в собаках? — Кое-что. — И это, надо полагать, мнение дилетанта, которое он пытается противопоставить мнению профессионалов со стажем, — грубовато продолжила она. Его снисходительная улыбка начинала действовать ей на нервы. Внезапно осознав, что павильон пустеет и, следовательно, она провела за чаем непозволительно много времени, Эмма озабоченно спросила его, который час. — Господи, мне пора бежать! — воскликнула она, узнав время. — Мисс Миллз не любит ждать. Спасибо за чай. Из павильона он вышел вместе с ней, и еще с минуту они стояли в редеющей толпе, слушая последние объявления дикторов и реплики собравшихся. — Знаете, Эмма Пенелопа, мне понравились эти случайные встречи; когда вы забываете о своих колючках, то раскрываете душу, — сказал он. — Это, наверное, похоже на случайную встречу в поезде, — твердо сказала она. — Болтаешь с незнакомцем о пустяках и знаешь, что никогда больше с ним не встретишься. — Вот здесь вас могут ввести в заблуждение ваши собственные ложные выводы. Вынужден вас огорчить, мисс Клей, мы с вами несомненно повстречаемся снова. А пока — до свидания. Он небрежно помахал рукой и неторопливо ушел, а она смотрела ему вслед и не знала, то ли ей продолжать сердиться, то ли радоваться. По крайней мере, подумала она, пробираясь к отделению собаководства, можно будет разузнать у Мэриан на обратном пути, как же его все-таки зовут, и тогда решить, смогут ли они когда-нибудь встретиться снова. Однако она позабыла об этом намерении, поскольку Мэриан, несмотря на то что беседа с предупредительным мистером Доусоном в немалой степени способствовала возвращению ее привычного апломба, твердо решила держать Эмму на расстоянии. — Когда я говорила о Флайте, то нисколько не шутила, — фыркнула она, прибавив Эмме разочарований на сегодняшний день. — Это было просто подло, Эмма, таким образом завоевать его любовь и сделать все, чтобы он перестал меня слушаться. Ты что же, думала, что, если он начнет проявлять ко мне неприязнь, я тебе совсем его отдам? — Нет, конечно, но мне необходимо было завоевать его расположение, иначе я не смогла бы заставить его выполнить мои команды, а вы дали мне понять, что я… в некотором роде тоже имею на него право. — Да, но… сказать по правде, я тогда не осознавала, что он может стать настоящим чемпионом, но Доусон говорит, что у него есть все шансы, при умелом хендлинге. И он сказал, что, если я надумаю продать Флайта, у него есть покупатель в Америке, который даст за него хорошую цену. — Но вы же не станете его продавать? Нет? Только не Флайта! — Это будет зависеть от тебя. Хендлингом отныне будешь заниматься только ты, потому что Доусон говорит, что у меня плохо получается, но это вовсе не означает, что я собираюсь потерять его привязанность, так же как со всеми остальными собаками, и забудь о том, что он твой любимчик. Эмма молчала, в ней боролись противоречивые чувства. Она была еще очень молода и чувствовала себя как обиженный ребенок, которому подарили игрушку и тут же отобрали подарок назад, но она понимала, что сама была виновата, поверив в возможность исполнения такого невероятного обещания, и спросила лишь: — Как вам понравился Доусон при более близком знакомстве? Он может быть очень полезен для начинающего собаковода. Мэриан рассмеялась и бросила на Эмму насмешливый взгляд. — Мне он очень понравился, а вот тебе, кажется, нет, так ведь? — Я не говорила, что он мне совершенно не нравится. Он умеет быть очаровательным, если захочет. — Мне тоже так показалось. А у тебя, насколько я понимаю, были с ним проблемы? Он очень забавно рассказывал о глупеньких молоденьких девушках, которые у него работали, и о том, что он относился к ним исключительно, как добрый дядюшка, а они полагали, что за этим кроется нечто иное. — Очень возможно. Мистер Доусон умеет забавлять людей, когда это ему нужно, — теперь уже сердито бросила Эмма, и Мэриан легонько похлопала ее по колену. — Ну, не сердись, дорогая. Ты была молода, неопытна, в таком возрасте многие воображают себе нежные чувства там, где их нет и в помине, — снисходительно сказала она, и Эмма с трудом удержалась, чтобы снова не надерзить. Мэриан оставила эту тему, проявив больше такта, чем обычно. В последующие два дня Эмме показалось, что Мэриан пожалела о своем поведении на выставке, — настолько старалась она возобновить дружеские отношения. С непосредственностью маленькой девочки признавала свои ошибки и спрашивала совета, постоянно давая понять, что ценит знания Эммы и ее мастерство. Правда, Флайта отправили обратно в вольер, но разговор о том, что Эмма подстроила все нарочно, больше не возобновлялся, и, похоже, Мэриан уже жалела, что в своих придирках зашла слишком далеко. — Ты ведь не уйдешь от меня только потому, что я иногда поступаю необдуманно, а, Эмма? — спрашивала она умоляющим тоном. — Когда дела идут плохо, у меня все внутри переворачивается, и я срываю зло на первом попавшемся человеке. — Конечно, я не уйду. У всех бывает плохое настроение время от времени. Скорее вы сами уволите меня на днях, — ответила Эмма, стараясь, чтобы слова ее прозвучали непринужденно, а Мэриан посмотрела на нее бархатным обезоруживающим взглядом. — Ну что ты, если даже я попытаюсь тебя уволить, ты не должна воспринимать это всерьез, — сказала она. — Доусон говорит, что мне просто повезло с тобой и что множество собаководов были бы рады тебя заполучить. О тебе забыли на некоторое время, когда ты похоронила себя у старушки Холлис, и это моя большая удача, что ты обратилась ко мне первой, решив сменить место работы. — В сущности, я попросту вломилась к вам в дом, — рассмеялась Эмма, спрашивая себя, что насочинял Доусон по неведомым ей причинам. — Однако это напоминает мне… — Пообещай, пообещай же мне! — перебила ее Мэриан, как всегда, не желая замечать, когда собеседник отклоняется от интересующей ее темы. — Пообещать что? — озадаченно спросила Эмма. — Пообещай, что не уйдешь, даже если я тебя уволю. — Ну, такое обещание трудно дать и еще труднее не нарушить. Обстоятельства меняются, и кто может сказать, что будет с нами через полгода, через год? — Ну, год, ну хотя бы — полгода. Это-то ты можешь мне пообещать? — Но почему? — Потому что надо подготовить Флайта. Доусон говорит, что он стоит больше, чем все мои чемпионы, вместе взятые, а когда он подберет мне породистую суку, У меня будет стартовый материал для разведения животных высочайшего класса. — Ну что ж, в этом есть смысл, — сказала Эмма, а сама подумала, какую еще цель преследует Доусон, помимо заключения выгодной сделки, и хватит ли у Мэриан терпения следовать своему капризу, когда она поймет, сколько для этого потребуется труда. — Тогда пообещай мне хотя бы, что не уйдешь до тех пор, пока Флайт не получит свой приз. В конце концов, наполовину он все-таки твой, — с горячностью сказала Мэриан, совершенно забыв о своем недавнем заявлении. — Это я могу вам обещать. Я в этом заинтересована не меньше, чем вы, — твердо сказала Эмма, и Мэриан захлопала в ладоши, как ребенок. — Хорошо! Теперь я могу уехать со спокойным сердцем, а ты сможешь поработать над его темпераментом и в мое отсутствие использовать парочку запрещенных приемов. — Вы уезжаете? — Только на уик-энд. Я просто задыхаюсь. Люди здесь неинтересные и свободных мужчин очень мало, — сказала Мэриан; Эмма отметила, что, возможно, она права. — Куда вы едете? — спросила она просто из вежливости, но Мэриан вдруг смутилась и игриво покачала головой, из чего Эмма заключила, что у нее встреча с Доусоном. Скорее всего, он собирается провезти ее по лучшим питомникам, где они могли бы подобрать суку, а что касается личной стороны этого мероприятия, то Доусон человек достаточно осмотрительный, чтобы предложить что-либо сомнительное на данном этапе знакомства. — Что тебе привезти в подарок? — весело спросила Мэриан. — Я должна тебе что-нибудь подарить в знак примирения. — Ничего не надо, но все равно спасибо, — ответила Эмма. — Ну ладно, не дуйся, — обиженно фыркнула Мэриан и надулась сама. — Ой, я и забыла, что в пятницу приедет Грейнджер делать прививки щенкам. Ужасно досадно, что он не вписывается в мое расписание, но ветеринары нынче не менее спесивы, чем врачи, приходится нам подстраиваться под них. Эмма изобразила понимающую улыбку. Мисс Миллз из Эрмина-Корт явно намекала, что ветеринары, не говоря уже о ее служащих, не имеют права ставить свои интересы выше ее собственных. — Я дам вам полный отчет, когда вы вернетесь, — смиренно пробормотала Эмма, и Мэриан одобрительно похлопала ее по плечу. — Хорошо. — Мэриан сказала это так, словно обыкновенные прививки были чем-то таким, что требовало исключительно квалифицированного надзора, а потом добавила игриво: — И не попадись на удочку к нашему очаровательному мистеру Грейнджеру в мое отсутствие. — А что, он действительно привлекателен? — спросила Эмма у мистера Миллза, когда Мэриан укатила в своем длинном белом автомобиле. — Не могу сказать наверняка, я же не женщина, — ответил пожилой джентльмен — его эта тема явно не интересовала. — На мой вкус — довольно безалаберный, но Мэриан в него слегка влюблена, мне кажется, хотя и обожает изображать из себя аристократку, эдакую владелицу поместья. — А он в нее тоже влюблен? — спросила Эмма. — Не могу сказать наверняка, дорогая моя, но, если моей девочке что-то втемяшится в голову, она сделает все, чтобы это заполучить, не важно, что это — дорогая собака или интересный человек, — со смешком ответил он. — Вся привлекательность — в цене, понимаешь? — Но как это понять применительно к людям? — Труднодоступные, разборчивые. Вся беда в том, что это палка о двух концах. Сначала добиваешься того, чтобы они лизали тебе сапоги, а как только добьешься — они оказываются тебе уже не нужны. Точно так же и собаки. Сначала пудели были в моде, а потом в моду вошли эти овчарки, и она переключилась на них. По-моему, таким образом невозможно составить себе имя, но ей это нравится. Эмма в задумчивости шла к собачьим вольерам, чтобы помочь Айрин накормить собак, и вспоминала этот разговор. За короткое время, проведенное в Эрмина-Корт, она прониклась уважением и любовью к этому маленькому грубоватому человеку, который, казалось, так мало получил взамен своей любви к дочери и никак не мог понять, отчего Мэриан иногда бывает столь высокомерна. Эмме хотелось, чтобы, уйдя на покой, он получил нечто большее, чем просто удовлетворение от этого нелепого и немыслимо дорогого поместья и утопического проекта, которому никогда не суждено сбыться. Ее мысли были прерваны знакомым приветственным лаем собак, сгрудившихся у решетки при виде девушки, но печаль и возмущение, возникшие после разговора с мистером Миллзом, охватили ее снова, когда она подошла к старому псу, целый день просидевшему у входа в свой вольер и терпеливо ожидавшему Мэриан, которой он давным-давно надоел. — Корри, бедный, старый, верный Корри… Как я хотела бы тебе помочь, — сказала она ему, но пес, как всегда, отвернулся — вежливо, но разочарованно — сразу же, как только учуял, что это не его любимая хозяйка. Эмма обеспокоенно на него посмотрела — у собаки был нездоровый вид, и миска с едой стояла нетронутой. — У Корри неважный вид, — сказала она Айрин. — Ты не пробовала угостить его печенкой? Он ее очень любит. Девушка положила на землю принесенную вязанку соломы и встала рядом с Эммой у двери вольера. — Он грустит, — сказала Айрин. — Он знает, что она уехала и не сказала ему на прощанье ни слова, не погладила, даже не подошла к нему. Все утро возилась с другими собаками, а мимо его вольера прошла и даже не взглянула. Он целых полчаса потом скулил. Мисс Клей, если она вернется, аон потеряет форму и перестанет есть, она велит его усыпить. — Ну, она этого не сделает, раз собака не больна, — сказала Эмма, стараясь придать своему голосу побольше уверенности; она сразу припомнила, как однажды Мэриан сказала, что Корри давно уже надо было усыпить. — Если он похудеет и не станет есть, она скажет, что он болен. Ей нужен только предлог, — сказала Айрин, не разделяя оптимизма Эммы. — У нее всегда так — когда она привозит новых собак, то только ими и занимается: пускает их в дом и возится с ними, а как только они ее полюбят, она про них забывает, если собаки не завоевывают больше призов. Старик Корри, его подарили ей давным-давно, еще до этой затеи с разведением собак, и она его очень любила — до тех пор, пока ей не взбрело в голову гоняться за призами и скупать чемпионов. Наверное, рядом с ними он был не Бог весть чем, но, по-моему, собака тоже имеет право на место под солнцем и после того, когда ее лучшие годы уже прожиты, так же как и человек. Айрин вдруг запнулась и разрыдалась, завершив таким образом самую длинную свою речь, которую Эмма когда-либо от нее слышала за все время работы здесь. Эмма постаралась сделать что могла, придумала для Корри специальную диету, которая помогла бы возбудить его аппетит, но все это время ей и самой хотелось заплакать. — Завтра приедет ветеринар делать прививки щенкам. Может быть, он сможет посоветовать что-нибудь, чтобы взбодрить старика, — сказала она, пытаясь утешить Айрин. — Он сможет помочь в таком случае, как этот? Я хочу сказать, с ним можно договориться? Айрин посмотрела на нее неуверенно. — Наверное. Мисс Миллз говорит, что он очень умный и современный. Но, по-моему, она в него немножко влюблена. Когда Эмма легла спать, ей вдруг снова вспомнилось предупреждение мисс Холлис: «Никогда… никогда не заводи себе любимцев… никогда не отдавай своего сердца чужим питомцам…» Айрин отдала свое простое сердечко старому Корри так же, как Эмма — Флайту, но ни одна из них не могла ничего изменить в будущем. Глава 4 Однако наутро Эмму покинули ночные сомнения. Стояла ясная, почти летняя погода, впереди был уик-энд, предвещавший блаженство, свободу и отдых в одиночестве. Она торопливо оделась, натянув для утренней грязной работы джинсы в пятнах краски и повязав голову яркой косынкой. Она слишком замешкалась за завтраком, слушая мистера Миллза, который рассказывал анекдоты, и очнулась от довольно резкого напоминания о своих обязанностях: за ней прислали из питомника сказать, что ветеринар уже приехал и ждет. — Господи! Я совершенно забыла, что он должен приехать! — воскликнула Эмма, вскакивая из-за стола и испуганно посмотрев на себя в зеркало. Да, такой вид вряд ли мог бы дать правильное представление о ее чистоплотности и трудолюбии спервого же взгляда, но переодеваться было некогда, и она бегом помчалась из дома по опрятным, ухоженным лужайкам. «Грейнджер… — вспоминала она на бегу. — Такой умный и современный… мисс Миллз в него влюблена… или не влюблена?» Эмма перешла с бега на шаг, вошла во двор псарни и увидела, что Айрин разговаривает с высоким мужчиной: Эмма увидела лишь его спину. Что-то в этой фигуре показалось ей знакомым, а может быть, просто твидовый пиджак напомнил ей оком-то, но когда человек повернулся, Эмма застыла на месте. — О нет! — вырвалось у нее, а Айрин, очевидно полагая, что их следует представить друг другу, сказала: — Это мистер Грейнджер, наш ветеринар, а это миссКлей, новая старшая работница. — Мы уже встречались с мисс Клей. Извините, чтоя приехал слишком рано, но у меня сегодня много визитов, так что давайте сразу же приступим. Эмма поздоровалась, стараясь сохранять достоинство, насколько это было возможно, и задумалась, следуетли подать ему руку; но он уже нагнулся за своимсаквояжем — он был явно озабочен лишь тем, чтобыкак можно скорее покончить с прививками и уехать. Эммамолча прошла вслед за ним в душевую. Одногоза другим она брала щенков у подносившей их Айрини крепко держала на столе. Мэриан называла его по фамилии, но однажды она упомянула его имя… Глядя, как он умело и бережно делает прививки, Эмма вспомнила их первую встречу. Когда он осматривал ее плечо, она подумала, что он врач, но ей никогда и в голову не приходило, что он может оказаться деревенским ветеринаром — мужчина в элегантном костюме, с апломбом горожанина. Совершенно нет никакой причины чувствовать себя обманутой, думала она, только потому, что он не вписывается в привычный ей образ старого деревенского ветеринара. Надо полагать, он может себе позволить и хорошо одеваться, и иметь дорогую машину, если у него много таких клиентов, как Мэриан Миллз. И все же ее не покидало легкое разочарование. — Я не похож на ветеринара, вы об этом подумали? — вдруг спросил он, как будто прочтя ее мысли. Она вздрогнула, щенок дернулся у нее в руках и заскулил. — Держите его крепче, пожалуйста. Я не хочу сломать иглу, — резко сказал ветеринар, и Эмма почувствовала себя бестолковой девчонкой. — Отлично! — сказал он, разделавшись с последним щенком, и принялся укладывать саквояж. — Они все крепыши, думаю, у вас не будет проблем, но, если вдруг появится реакция на прививку, подержите их в тепле, легкая диета, и, конечно, сразу же сообщите мне. Ну, в общем, вам не стоит напоминать эти азы, так ведь? Как я понял, у вас за плечами многолетний опыт. — Если быть точной, то два года. Я не преувеличивала, — ответила она, слишком буквально поняв его, а он застегнул портфель и теперь стоял, глядя на нее сверху вниз, приподняв одну бровь. — Отчего вы такая колючая? — довольно мягко спросил он. — Оттого, что в вашем присутствии я чувствую себя неумехой, — быстро ответила она. — К тому же вы застали меня врасплох. Почему вы раньше не сказали, кто вы такой? — Не похоже, чтобы вас это интересовало. Вы больше были озабочены тем, чтобы поставить меня на место и убедить в моей некомпетентности в области собаководства. Она заметила, как в его глазах засверкали искорки, но ей было не до смеха. — Вы же сами начали разговор на эту тему, — ответила она. — У вас здорово получается выводить меня из равновесия. — Неужели? Наверное, вы действуете на мое мужское самолюбие. Ваши колючки появляются всегда так неожиданно. — Ну, если вас это утешит, могу сказать, что в вашем присутствии с моим самолюбием тоже что-то происходит. Вы пробуждаете во мне самые дурные качества. — Ну-ну, мисс Клей! Вам не кажется, что наше непродолжительное знакомство не дает оснований для столь категоричных выводов? Было непонятно — продолжает он шутливую беседу или старается намекнуть на то, что Эмма зашла слишком далеко, но она почувствовала, что краска заливает ее лицо. — Извините, — сказала она, переходя на официальный тон. — Я отнимаю у вас время пустой болтовней. У вас есть еще какие-нибудь указания, мистер Грейнджер? Что-нибудь передать мисс Миллз? Смеющиеся морщинки снова собрались в уголкахего ярко-голубых глаз, но ответил он довольно сурово: — Нет, больше ничего. Через две недели я приеду для повторной прививки, если не понадоблюсь раньше. А это у вас новая форма рабочей одежды? Он с любопытством смотрел на ее джинсы и небрежно повязанную косынку, и до нее вдруг дошло, что вид ее явно не соответствует занимаемой должности. Эмма вынуждена была признаться себе, что темноволосый незнакомец и на этот раз не получил возможности по достоинству оценить ее очарование. — Я собиралась заняться грязной работой, главным образом с креозотом. Я совершенно забыла, что вы должны были приехать сегодня. — Обидно, ведь я же говорил вам, что мы встретимся снова, — заметил он, а она подумала: не стоит ему напоминать, что тогда она понятия не имела, кто он такой, иначе он с присущей ему самоуверенностью снисходительно заявит, что в таком случае может ее извинить. — Ну а теперь извините, спешу, у меня много работы, — сказал он, снова переходя на нейтральный тон. — Какие-нибудь еще вопросы ко мне есть? Эмма немного поколебалась, не желая слишком затягивать его визит, поскольку видела, что он действительно торопится. — Знаете, еще Корри, но не думаю, что вы сможете что-нибудь сделать, — ответила она. — Корри? А, этот пожилой джентльмен в крайнем вольере. Боюсь, что против старости ничего не сделаешь, ее надо просто уважать и прощать маленькие слабости, присущие этому возрасту. Но давайте посмотрим его. — Он поднял свой саквояж и вышел во двор. Айрин уже ждала его, держа Корри на поводке, и торопливо сказала, прежде чем Эмма успела открыть рот: — Пожалуйста, сделайте что-нибудь для Корри, мистер Грейнджер. Он грустит, ничего не ест. Если он не поправится, прежде чем вернется мисс Миллз, она скажет, чтобы его усыпили, а я этого не перенесу. В глазах у девушки стояли слезы, она неловким движением вытерла глаза, а Эмма была тронута тем, как внимательно и терпеливо слушал Макс Грейнджер это бессвязное повторение того, что Эмма выслушала вчера. Возможно, он и разделял мнение Мэриан относительно невысоких умственных способностей Айрин, но сейчас он отнесся к ней очень мягко и доброжелательно. Он подошел к собаке, тщательно осмотрел ее, и на его ласковое обращение Корри откликнулся так, как отзывался только Мэриан; когда осмотр был закончен, потрепал Айрин по плечу и сказал, что волноваться не о чем. Он оставит пилюли для повышения аппетита и ампулу с лекарством, чтобы Эмма могла, если понадобится, сделать укол, но собака обязательно снова будет в порядке, как только вернется хозяйка, для его тринадцатилетнего возраста никаких особых отклонений у Корри нет, разве что несколько притупилось зрение и появились небольшие ревматические изменения в суставах. — Пока мисс Миллз нет, попытайтесь взять его в дом, — сказал он. — Если пес снова почувствует, что он кому-то нужен, это может ему помочь. — Они так быстро теряют форму, — беспокойно сказала Айрин. — Она только и ждет, чтобы избавиться от него и освободить место для кого-нибудь другого. Старые собаки тоже заслужили отдых, если они больше не нужны, их тоже надо отправлять на пенсию. Она судорожно сглотнула, а Эмма, которой тоже хотелось заплакать, торопливо сказала: — Все в порядке, Айрин. Мистер Грейнджср оставил мне кое-что для Корри. Отведи его обратно, посиди и поговори с ним немножко. Девушка ушла, уводя за собой пса, который понуро брел, постукивая по камням двора длинными от старости когтями. Ветеринар проводил их взглядом, и взгляд этот был полон сострадания, что казалось странным для его обычно бесстрастного, высокомерного лица. Эмма сказала, стараясь, чтобы в ее голосе прозвучало профессиональное равнодушие: — Айрин очень любит этого пса. Она недостаточно долго проработала с животными, чтобы научиться философски относиться к подобным вещам. — А вы научились? — Я проработала достаточно долго, чтобы усвоить, что бессмысленно противостоять мнению тех, на кого работаешь. Он повернулся, посмотрел на нее, и, когда заговорил снова, в его голосе не было привычной добродушной насмешливости. — Похоже, вам эта работа подходит не больше, чем этой бедной девочке. Почему такие девушки, как вы, работают не покладая рук, вкладывая в дело всю душу почти без всякой надежды получить хоть что-то взамен? Что это — жажда самопожертвования или просто желание блеснуть на выставке, побыть в центре внимания, разделить радость победы? — Вы, мистер Грейнджер, скептически относитесь к выставкам, как я недавно поняла, но в них есть нечто большее, чем просто борьба за призовые места. — Я не отношусь к выставкам скептически, просто считаю, что некоторые преувеличивают их значение и готовы перегрызть горло конкуренту в борьбе за первое место. Когда людей охватывает эта лихорадка, они не в состоянии уже заниматься всерьез вопросами улучшения породы, а начинают стремиться только к тому, чтобы получить животных определенного экстерьера. Но, возможно, у меня предвзятое мнение на этот счет. Я больше занимаюсь лечением больных животных, чем подготовкой здоровых на их звездном пути. Ну а теперь, когда я снова ввел вас в смущение своими еретическими взглядами, я, пожалуй, пойду. Передайте мисс Миллз, когда она вернется, что я нашел все здесь в наилучшем виде, в том числе и деятельность ее новой сотрудницы, несмотря на некоторое несоответствие занимаемой должности. — Вы сами меня рекомендовали, — напомнила Эмма, несколько ошеломленная столь откровенным высказыванием, а он довольно сдержанно улыбнулся и поднял свой саквояж. — Я тогда знал вас хуже, чем теперь, — напомнил он, а Эмма снова возразила: — Вы и теперь совсем меня не знаете, мистер Грейнджер. — Ну, это можно поправить. Когда у вас выходной? Впрочем, не будем сейчас говорить об этом, мне кажется, вам больше хочется меня ударить, чем назначить мне свидание. Так что до встречи. — И он поспешил уехать, а Эмма остаток утра заколачивала гвозди и красила с такой энергией, что к ленчу была уже совершенно без сил, зато душа начала понемногу успокаиваться. В воскресенье Эмма решила пойти на прогулку по окрестностям и выяснить, что сталось с их старым домом. С собой она взяла Флайта. Девушка вывела пса из вольера, отстегнула поводок и перелезла через ограду в поле. — Ко мне, мальчик! Ко мне, мой хороший! — позвала она Флайта и побежала. Когда показалось деревня, Эмма увидела, что тропинка, по которой она шла, заканчивается у дороги. В одну сторону дорога вела к шоссе, в другую — сбегала вниз по холму и, постепенно сужаясь, спускалась в ложбину. Что-то вдруг смутно мелькнуло в памяти у Эммы. Спускаясь с холма, она встретила рабочего и так неуверенно спросила его, правильно ли она идет к Плоуверс-Фарм, что даже сама удивилась, когда он ответил: — Прямо и за мостом налево. Ей казалось, что это сказка наяву — не то, что дом действительно существует, об этом-то она знала, а то, что она так просто нашла к нему дорогу. Перейдя по узкому скрипучему мостику крохотную речушку, она остановилась в раздумье. Отсюда ей была видна калитка с табличкой, но сам дом был скрыт большим медным буком. А что, если он пуст, состарился, обветшал или его вообще снесли и построили что-нибудь другое, современное… разве не глупо рисковать быть разочарованной и стоит ли менять мечту на реальность? Флайт, однако, решил дело более прозаичным способом — он заметил бродившую неподалеку курицу и погнался за ней, вбежав в открытую калитку и испортив аккуратную клумбу во дворе. Эмме ничего не оставалось делать, кроме как последовать за ним, моля Бога, чтобы рассерженный хозяин не появился раньше, чем она успеет поймать Флайта и увести его. Пристегнув поводок к ошейнику пса и не переставая укорять его за неподобающее поведение, Эмма бросила осторожный взгляд в сторону дома, радуясь, что никто не появился, но, как только она повернулась, чтобы улизнуть, на крыльце появился мужчина — без пиджака, в жилете, за ним — собака. Он посмотрел на Эмму и сказал: — Не хотите ли войти, мисс Клей? Я ждал вас. Когда она поняла, кто это, ее удивление сменилось досадой. До чего же ей не повезло, сердито подумала Эмма, что мистер Макс Грейнджер явился именно сюда с профессиональным визитом как раз в тот момент, когда ей вздумалось снова отыскать свой старый дом, и теперь стал свидетелем ее вторжения в частные владения. К тому же она невольно причинила ущерб чужому имуществу. Он шел по тропинке навстречу ей, и Эмма мимоходом отметила, что сейчас вид у него довольно неофициальный — рукава рубашки закатаны, на шее вместо галстука — небрежно повязанный платок. Сеттер, который, очевидно, был его пациентом, лениво посмотрел в сторону Флайта и зарычал, а Эмма, единственным желанием которой было уйти, прежде чем к неприятностям сегодняшнего дня добавится еще что-нибудь, поспешно сказала: — Я лучше пойду. Я пришла просто посмотреть, понимаете… а Флайт погнался за курицей, но с ней все в порядке. Как вы думаете, мистер Грейнджер, мне стоит войти и извиниться за клумбу, или, может быть, вы передадите мои извинения? Я не знакома с этими людьми. — С какими людьми? — С людьми, которые теперь здесь живут. — Вы знакомы со мной. А я, кажется, уже пригласил вас в дом. С минуту она в недоумении смотрела на него. — Вы хотите сказать, что в Плоуверс-Фарм живете вы? — спросила она и сразу же заметила искорки, засветившиеся в его глазах. — Да, я здесь живу. Я же говорю, я ждал, что вы ко мне зайдете. — Мне бы в голову не пришло заходить в гости к совершенно незнакомым людям просто потому, что когда-то я здесь жила. Почему вы сразу не сказали мне, когда я спрашивала вас, знаете ли вы это место? Вам, похоже, нравятся тайны. — Не скажу, чтобы особенно, но когда человек хочет набраться смелости, чтобы снова встретиться с полузабытой мечтой, вся прелесть заключается в том, чтобы он без посторонней помощи нашел дорогу, и я не хотел лишать вас этого удовольствия, — ответил он, и, как ни странно, Эмме показалось, что она знакома с ним давным-давно. — Как хорошо, что вы это понимаете, — благодарно сказала она, — но почему вы говорите о смелости, словно вернуться в прошлое может оказаться опасным? — Потому что иногда именно так и происходит. То, что человек встречает через столько лет, может оказаться совсем не похожим на то, что сохранилось в его памяти. И тогда он рискует потерять свои иллюзии. — Мне это не грозит, — сказала она, с любопытством глядя через его плечо на старый дом под крышей из аккуратно подстриженной соломы. — Я помню так мало. Не помню даже, какой была моя мать, когда она умерла, так что я не испытываю особенной ностальгии к этим местам. Но мне кажется, отец был счастлив здесь, он так часто вспоминал Плоуверс-Фарм и деревню, что в некотором смысле у меня всегда было ощущение, что здесь мои родные места. Я потому и откликнулась тогда на объявление, что это показалось мне чем-то вроде указания свыше. — Судьба могла сыграть с вами злую шутку, окажись вы у меня под колесами, — сурово ответил он, но закончить нравоучение достойным образом ему помешал Флайт, слишком бурно выражавший восторг по поводу того, что узнал его. — А вас, — не менее сурово ответила Эмма, — могли бы привлечь к уголовной ответственности за убийство, что тоже пагубно отразилось бы на вашей практике. — Плохо было бы и то и другое. Какой же вы все еще ребенок, Эмма Пенелопа! Входите, осмотрите дом и освежите ваши детские воспоминания. Он бесцеремонно взял ее за плечи, приглашая пройти вместе с ним к дому. Этот дружеский жест, как и то, что он назвал ее по имени, не показался ей неуместным, и, входя в дом, в котором когда-то родилась, она не испытывала никаких иных чувств, кроме любопытства. Дом был довольно живописный, в нем было много комнат, соединявшихся друг с другом, как это обычно бывает в домах такого типа, которые поначалу строятся как небольшие коттеджи, а потом обрастают многочисленными пристройками. Эмма помнила очень мало, но дом показался ей до странного знакомым. — Самое отчетливое воспоминание моего детства — то, что балки в доме где-то на недосягаемой высоте, а теперь я могу коснуться их, стоит только протянуть руку. Когда человек становится взрослым, кажется, что окружающие его вещи уменьшаются в размере. — Обычное заблуждение, которое либо заставляет человека снизить уровень своего «я», либо компенсировать недостаток оного, — сказал он. — В моем же случае это всего лишь напоминание, чтобы я не забывал пригибать голову в наиболее опасных местах, иначе я рискую выбить себе мозги. — Вы живете здесь один? — спросила Эмма, сама не понимая, отчего она решила, что он не женат. Она вдруг поймала на себе его насмешливый взгляд и отвернулась. — Да, исключая разве бесценную миссис Мопп, которая является сюда каждый день и приводит в порядок и дом, и меня, — сказал он. — Я думала, что вы практикуете в Чоуде, — сказала Эмма, надеясь, что он не догадывается о других ее сокровенных мыслях, а он остановился и принялся снова раскуривать погасшую трубку. — Так и есть. Мои партнеры вместе с женами занимают большую часть громадного дома, в котором располагается наша лечебница, но лично я предпочитаю жить подальше от места работы, — сказал он. — К тому же неплохо иметь запасное помещение для собак за пределами города на случай эпидемии. Кстати, именно из-за старой псарни вашего отца я и купил эту ферму. Не хотите ли освежить ваши воспоминания? Он проводил ее во двор, где конюшни и другие подсобные помещения были перестроены под вольеры и площадки для выгула собак, и она вдруг вспомнила, как это все выглядело раньше. Здесь все осталось по-прежнему. Коровник с яслями, пустые загоны с полками для сушки сыра, переделанная под кухню маленькая сыроварня, оборудование которой почему-то пугало ее в детстве, — все напоминало о прошлом, хотя сейчас вольеры были пусты. Он довольно рассеянно наблюдал, как она везде заглядывает, слушал ее восклицания и думал, что она выглядит такой молоденькой в своем розовом ситцевом платьице, с голыми ногами, поцарапанными и перепачканными травой, в ее волосах играют солнечные лучи… Молоденькой и очаровательной и, пожалуй, какой-то непривычно трогательной. — Ну а теперь, когда вы воскресили свои воспоминания и удовлетворили любопытство, предлагаю вернуться в дом, и я угощу вас шерри, — решительно предложил он, и девушка быстро взглянула на него, внезапно осознав, что, возможно, с его точки зрения, ее энтузиазм выглядит чересчур назойливо, если не сказать глупо. — Спасибо, не стоит, мистер Грейнджер. Я прекрасно сознаю, что самым бессовестным образом вломилась к вам в выходной день, и в любом случае мне пора, — сказала она. — Глупости! — отрезал он и снисходительно похлопал ее по плечу, — вы придаете чересчур большое значение субординации, мисс Клей. Ваши хозяева имеют что-нибудь против того, чтобы у вас установились дружеские отношения с их знакомыми? Она не совсем его поняла, но ей вдруг подумалось: не является ли его последнее замечание туманным намеком на симпатии к нему со стороны Мэриан? — Разумеется, нет, тем более что приглашение на стаканчик шерри вряд ли можно расценить как тесную дружбу, — неуверенно ответила она, а он улыбнулся ей в ответ, явно с удовольствием наблюдая смущение, которое выдавал вспыхнувший на щеках девушки румянец. — Я с вами согласен, так что не сердитесь, пожалуйста, и будьте снисходительны к одинокому человеку. Не так уж часто ко мне приходят гости, — сказал он, подталкивая ее к дому, а она ответила с затаенным лукавством: — Держу пари, что вы не так уж и часто приглашаете гостей. Он засмеялся, но не ответил, а когда они вернулись в дом и он налил шерри в красивые хрустальные стаканы из такого же графина, сказал: — Знаете, вы правы. Я ценю одиночество, мне хочется побыть одному, когда я возвращаюсь сюда, подальше от больных животных и их хозяев, подчас изрядно уступающих своим питомцам в интеллекте. Мне кажется, что у вас тоже есть такая потребность, поскольку и вы все время находитесь среди людей — и во время работы, и после нее. — Да, — ответила она, — очень хорошо, когда есть возможность побыть в одиночестве, но вы-то можете прийти домой и запереть дверь. Он оперся о спинку стула, стоявшего у окна, и, подняв стакан, сказал: — Вы правы, но я бы не стал запираться от вас, Эмма Пенелопа, если вас это хоть немного утешит. Она быстро взглянула на него из-под опущенных ресниц, не вполне уверенная, как ей следует реагировать на его слова, но затем ответила примерно в том же духе, в каком говорила с Мэриан, когда пыталась противостоять ее нападкам: — Не думаю, чтобы вам понравилось, если бы я восприняла ваши слова буквально и стала бы врываться к вам, когда мне вздумается, но все равно спасибо. — Как знать? — ответил он. Конечно, знать она ничего не знала, у нее лишь сложилось о нем определенное впечатление, после того как она познакомилась с ним на профессиональном поприще, но сейчас она не была уверена в том, насколько оно верно. — Как бы там ни было, я не собираюсь запрещать вам приходить в ваш старый дом, — продолжал настаивать он, когда она не ответила, и на этот раз она поняла, что он смеется над ней. — Не воображайте, что меня мучает чувство ностальгии или хотя бы сожаления по дому, который я едва помню, мне просто было любопытно, — решительно сказала она. — Как давно вы здесь живете? — Года два или три. После вашего отца здесь сменилось несколько хозяев. — Так я и подумала. А почему вы решили стать ветеринаром, мистер Грейнджер? — По ряду причин, которые в юности казались мне воплощением важнейших жизненных принципов, а на самом деле происходили по большей части от детской жестокости и гипертрофированного чувства собственного «я». Мне, знаете ли, на роду было написано заниматься медициной. — В самом деле? В тот день, когда мы встретились впервые, я подумала, что вы врач. Мне никогда бы в голову не пришло, что вы ветеринар. Что же заставило вас остановить свой выбор на животных? — Просто смена мировоззрения. В то время я сильно недолюбливал человечество и счел животных более достойными применения моих познаний, поскольку они бессловесны. Я, видите ли, поссорился со своим отцом, а поскольку он счел само собой разумеющимся, что я должен быть благодарен ему за помощь в продвижении к вершинам, я, разумеется, избрал иное поприще. — Ваш отец был врачом? — Мой отец и сейчас модный специалист с Гарлей-стрит, известный превосходным обхождением. Однажды в насмешку он сказал мне, что если я так уж пекусь о социальных добродетелях, то могу начать работать ветеринаром где-нибудь в провинции, и я поймал его на слове. Мой отец действительно изрядный сноб как в социальном, так и в профессиональном плане. — Так вы просто хотели ему досадить?.. — Нет, смешное вы дитя! Я не был настолько ребенком. Были и другие соображения. Давайте я вам налью еще шерри, и поговорим о вещах более простых и актуальных. Как чувствует себя старый пес? — Лучше, когда его берут в дом, — ответила Эмма, — но он по-прежнему плохо ест. Должно быть, вспоминает то время, когда был единственным, потому что при первой же возможности ложится у двери спальни Мэриан и не трогается с места, пока его не уводят силой. — Хм-м… ну что же, постарайтесь убедить ее взять старика к себе, когда она вернется. Физически он в целом здоров, за исключением суставов и ухудшения зрения. Он воспрянет духом, если снова почувствует, что его любят. Эмма вздохнула. Шансов убедить Мэриан изменить свое мнение было очень немного, не она не стала просить Макса помочь ей. — А почему вы выбрали такой способ зарабатывать на жизнь? — вдруг спросил он. Он, конечно, услышал ее вздох и, вероятно, понял, что она боролась с желанием попросить его вмешаться. — Вы действительно любите собак, с которыми работаете, не так ли? — Ни один человек не станет долго заниматься работой, которая ему не нравится, — сказала она, довольно искусно избежав прямого ответа. — Вам, возможно, действительно кое-что нравится в этой работе, но вы мне не ответили. — Разве? — У нее был озадаченный вид. — Именно. Я хотел сказать, что, если вам они действительно небезразличны, такая работа должна приносить больше сердечных мук, чем удовольствия. Она посмотрела через окно на Флайта и сеттера, которые бегали по лужайке, и вспомнила о предупреждении миссис Холлис. — Возможно, если позволить эмоциям взять верх над здравым смыслом, — ответила она, надеясь, что это звучит по-прежнему практично и спокойно. — А с вами этого, разумеется, никогда не случается, — сказал он, снова скрываясь за привычной маской снисходительности. Она медленно перевела взгляд на собеседника, увидела насмешливое выражение его лица и ответила совершенно откровенно и с горечью: — Я стараюсь, чтобы этого не случалось, но иногда поддаюсь своим чувствам в самый неподходящий момент, и это осложняет мне жизнь. — В самом деле? — Я хочу сказать, по отношению к некоторым собакам. Вдруг находится животное, к которому начинаешь испытывать особую симпатию без всякой, казалось бы, причины, в него просто влюбляешься и отдаешь ему всю душу. Вот такая собака, как Флайт, например. Посмотрите на него! У него все задатки чемпиона, и к тому же он — личность! Он посмотрел туда, куда показала Эмма, — на овчарку, великолепные линии тела которой с удивительной четкостью вырисовывались на фоне неба — от гордо посаженной головы до стройных лап. — Да, — сказал он, — я понимаю, что вы имеете в виду. Вы снова влюблены в своего питомца, и так будет всегда. — Мэриан… мисс… почти пообещала отдать его мне, не регистрируя этого официально разумеется, — сказала она, а потом торопливо добавила: — Это было что-то вроде взятки, когда я заколебалась, соглашаться ли мне на эту работу. У него поднялась одна бровь. — Так вы колебались, Эмма Пенелопа? Интересно знать, почему? В то утро, когда мы с вами случайно встретились, мне показалось, что вам срочно нужна работа. — Я сама не знаю, — нахмурившись, проговорила она, — возможно, это из-за контраста между дорогим оборудованием и совершенно непрофессиональным подходом к делу. Но мне очень понравился мистер Миллз, и, конечно, я сразу же влюбилась в Флайта, в него невозможно не влюбиться с первого взгляда. И он сам, и предложение мисс Миллз относительно него показались мне просто сказкой… — И сделали Мэриан Миллз главным камнем преткновения. Помнится, вы были о ней не особенно лестного мнения. — Да, но… тогда я только слышала какие-то сплетни, а времени на знакомство с богатыми любителями у меня не было. — Почему же вы все-таки приняли это предложение? — Мне кажется, из-за Холли. — Холли? — Мисс Холлис, у которой я тогда работала. Ей показалось, что мне пора выбраться в люди и немного пожить в роскоши. — Понятно. И как, мечты о роскоши стали реальностью? — Конечно. Разве вы сами не говорили мне, что это будет тепленькое местечко? — Совершенно справедливо, хотя мне не кажется, что это ответ на мой вопрос. Мне начинает казаться, что вы из числа тех непредсказуемых молодых особ, которых невозможно отнести к какой-то определенной категории. — Стало быть, вы, мистер Грейнджер, имеете привычку классифицировать людей по категориям, приклеивать ярлыки и раскладывать их по полочкам так же, как собачьи истории болезни? — Ну, я не до такой степени бюрократ, мисс Клей, — сказал он, передразнивая ее подчеркнутую педантичность. — Я лишь тонко намекал, что не следует особенно рассчитывать на исполнение некоторых экстравагантных обещаний, например относительно Флайта. Я бы не хотел, чтобы вы огорчились, когда рухнут ваши надежды на нечто недостижимое. — Спасибо, я постараюсь это запомнить. А теперь мне действительно пора. Нужно еще покормить собак. Он больше не предложил задержаться и проводил ее до калитки. Зазвонили к вечерне колокола деревенской церкви, довершая иллюзорную картину возвращения к тишине и надежности отчего дома, и Эмма, охваченная внезапным приступом ностальгии, обернулась, чтобы еще раз взглянуть на дом. — Все-таки есть о чем пожалеть? А может быть, даже есть в чем обвинить того, кто посягнул на этот дом? — спросил Макс, снова скептически приподняв одну бровь, а она резким движением отбросила назад волосы, чувствуя, что ему не терпится избавиться от ее присутствия. — Нисколько, — ответила она, — я могу полюбить ваш дом, не испытывая при этом к вам лично никаких враждебных чувств, мистер Грейнджер. Большое спасибо за шерри. — Похоже, вы очень легко влюбляетесь, мисс Клей. Это может войти в привычку, — довольно бессердечно заметил он, и теперь ей захотелось только одного — как можно скорее оказаться подальше отсюда. — Этого не случится, — холодно ответила она, позвала Флайта и, выбежав из калитки, пробежала через мост, так больше и не оглянувшись назад. Глава 5 Мэриан вернулась на следующий день в настроении, прямо противоположном тому, в котором уезжала. Неизвестно, где провела она этот уик-энд, встретилась ли с Фрэнком Доусоном, но этот визит ее явно разочаровал, и то, что она обнаружила в доме Корри, ее нисколько не обрадовало. Она немедленно выдворила его вон, заявив, что он воняет, и Эмма, хотя у нее сердце кровью обливалось, глядя, как старый пес радуется возвращению своей любимой хозяйки, чувствовала, что сейчас не время пытаться претворить совет Макса Грейнджера в жизнь. Через день-два Мэриан постаралась наладить отношения обычным для нее способом — небрежно раздавая подарки и расточая мелкие знаки внимания, но Эмму не покидало чувство настороженности. Ее тяготило, что приходится принимать подношения, которые выглядели скорее как взятка, и было трудно благодарить за подарки, на самом деле представлявшие собой мелкие подачки. — Я бы предпочла, чтобы вы не считали себя обязанной делать мне подарки, — сказала она, принимая в подарок полдюжины пар колготок с такой неловкостью, что Мэриан нахмурилась, заметив это. — Я ничем не считаю себя обязанной, — заявила она. — Но Эмма! Посмотреть на тебя, ты как будто милостыню принимаешь. У тебя же нет ни одной пары приличных колготок, так к чему же такая щепетильность? Эмма вздохнула. — Я понимаю, содержимое моего гардероба должно казаться вам довольно пестрым, но для той жизни, которой живу я, у меня есть все необходимое, — сказала она, стараясь не показать, насколько ее рассердили слова хозяйки, но было видно, что Мэриан все равно обиделась. — Ну, не будь такой колючей. Никто не ждет от тебя, чтобы ты так уж хорошо одевалась на твою зарплату, я только подумала… Они сидели на террасе, допивали чай, и, завидев подъезжающую по аллее к парадной двери машину, Мэриан, к облегчению Эммы и своему собственному, остановилась на полуслове. Ее лицо просияло от удивления и удовольствия при виде гостя, и она весело помахала ему. — Привет, Макс… как я рада тебя видеть! Не часто ты появляешься в этом доме просто как гость, — приветствовала она его, приглашая на террасу и усаживая на свободный стул рядом с собой. — Я не собирался задерживаться, но, проезжая мимо, решил заглянуть и вернуть ваш носовой платок, — сказал он, небрежно кивнув Эмме. — Вы, должно быть, обронили его на псарне, а моя миссис Мопп настояла на том, чтобы выстирать его, прежде чем я вам его верну. Итак, Мэриан, уикэнд прошел удачно? — Нет, — сердито ответила она. — Все пошло наперекосяк. Какая псарня? Ты имеешь в виду, когда ты приезжал делать прививки? Платок могла бы выстирать какая-нибудь из служанок. — Я имел в виду свою псарню, — ответил он, усаживаясь рядом и насмешливо на нее поглядывая. — Эмма Пенелопа отправилась в изыскательскую экспедицию, пытаясь обнаружить дом, в котором жила когда-то, а оказалась в доме у меня. Она тебе не рассказывала? — Просто дело в том, что мистер Грейнджер сейчас живет в доме, в котором я родилась, — сказала Эмма, стараясь сохранить самообладание. — В воскресенье я случайно нашла туда дорогу, и мистер Грейнджер был так любезен, что пригласил меня войти и угостил шерри. Закончив эту тираду, она заметила, что Макс Грейнджер как-то странно на нее смотрит поверх головы Мэриан, а на лице самой Мэриан появилось выражение явного неудовольствия, и она вдруг снова подумала, насколько правдивыми могли оказаться слухи о том, что Мэриан неравнодушна к этому весьма загадочному ветеринару. — В самом деле? — спросила Мэриан, и голос ее зазвучал мягко и слегка игриво. — А знаете, я ведь никогда не была у него в доме. Макс сам иногда появляется здесь, когда мне удается заманить его на какую-нибудь вечеринку, но меня он никогда не приглашал в Плоуверс-Фарм. — Это не оттого, что я не хочу тебя видеть. Я вообще никого не приглашаю, — сказал он, вставая. — Боюсь, что я слишком ленив, чтобы принимать гостей; после дня утомительной работы я люблю посидеть за книгой или кроссвордом в одиночестве у камина. Тебе бы это показалось скучным. — Ты думаешь? Ну, все равно… — Заезжай как-нибудь, когда у меня выдастся свободный вечерок, выпить стаканчик и привози с собой мисс Клей. Она говорит, что полюбила мой дом. Она вообще легко влюбляется, не так ли, мисс Клей? — Перестань смущать бедного ребенка и, ради Бога, называй ее по имени, мы все ее так зовем! — воскликнула Мэриан, и голос ее зазвучал с обычной настойчивостью, но Эмма, которая теперь была знакома с манерой Макса делать неуместные замечания, осталась равнодушна к его намеренному искажению событий и лишь подумала, не является ли это еще одним чисто мужским способом привлечь внимание Мэриан — заставить ее теряться в догадках? — А можно? — спросил он. — Можно что, мистер Грейнджер? — Называть вас Эммой. Думаю, что в конце концов мы с вами познакомимся Поближе, если станем вместе заниматься всевозможными собачьими недугами, как действительными, так и вымышленными. — Разумеется, если вы этого хотите, но я надеюсь, вам не придется жаловаться, что вас вызывают без достаточных на то оснований. Я не намерена понапрасну тратить ваше время и деньги мисс Миллз, чтобы заставлять вас приезжать сюда в тех случаях, когда смогу справиться сама, — решительно сказала Эмма и увидела, что он улыбнулся. — Ну что ж, это избавит вас от лишних счетов, Мэриан, — сказал он, собираясь уходить. — Я уверен, что мисс Эмма Пенелопа Клей очень хорошо справляется, она очень решительный человек. — Ну, всего она, конечно, не знает, как я уже ей говорила. — Мэриан фыркнула, бросив на Эмму взгляд, откровенно ставящий работницу на свое место, несмотря на разрешение на равных рассиживаться с хозяйкой за чаем. — Кстати, как отреагировал старый пес на пребывание в доме? — спросил Макс. — Надеюсь, вы позволили ему остаться около вас? Я сказал Эмме, что это наилучший способ поднять его на ноги. Мэриан встала, желая проводить ветеринара к машине и сказать на прощание несколько слов наедине. Она задержалась на минутку и слегка смущенно посмотрела на Эмму. — Ну, в общем, нет, — сказала она, складывая руки наподобие маленькой девочки, которую собираются отчитывать. — Эмма и Айрин считают, что я поступила жестоко, отправив его обратно в вольер, но он стал ужасно вонять, Макс, и мне на самом деле кажется, что старик уже отжил свое. Некоторое время он, не отвечая, мрачно смотрел на нее, и Эмма затаила дыхание, не зная, готов ли он поколебать чашу весов в пользу Корри хотя бы единственным словом протеста или осуждения, а потом отвела взгляд и услышала его бесстрастный ответ: — Ну что же, если он вас больше не устраивает как друг, возможно, вы правы. Не такое уж большое удовольствие для старика прожить остаток своих дней в постоянной тоске вдали от вас. Давайте посмотрим на него, прежде чем я уеду? В ту же минуту Мэриан засветилась улыбкой и даже снизошла до того, чтобы подарить Эмме извиняющийся взгляд. — Я знала, ч. то ты меня поймешь, Макс, — сказала она. — Не кажется ли тебе, что это милосерднее, чем из чистой сентиментальности заставлять его влачить жалкое существование, как предпочитают многие люди, в действительности думающие только о себе… По мере того как она и Макс удалялись от террасы, голос ее звучал все тише, и Эмма уже не слышала, что он ответил, но сердце ее наполнилось гневом, когда она увидела, как эти двое идут по лужайке, на которой лежали длинные вечерние тени. Неужели Макса Грейнджера так легко обвести вокруг пальца при помощи лести и смазливого личика? Неужели он мог подумать, будто Мэриан способна бескорыстно заботиться о ком бы то ни было, не говоря уже о старой, ненужной собаке? А может быть, он достаточно хитер и просто закрывал глаза на капризы богатой клиентки? Когда чуть позже Эмма прошла на псарню проследить за вечерним кормлением собак, то увидела, что вольер Корри пуст, а глаза у Айрин опухли от слез. — Он увез его с собой, — сказала она в ответ на взволнованный вопрос Эммы. — Мисс Миллз не захотела, чтобы он что-нибудь делал с ним тут, сказала, что не сможет видеть, как умирает старый друг, — лживая сучка! Я предложила платить за его содержание, если он останется здесь… так она сказала, что не позволит чужой собаке занимать место, а дома я его держать не могу, мама тоже работает, ну вот… — У нее снова потекли слезы, и Эмма заплакала вместе с ней от жалости к бедной девчонке, которая была готова тратить свой жалкий заработок на Корри только потому, что любила его, и оттого, что потеряла доброго, верного друга, всегда стоявшего в ожидании у калитки. — Ты плохо думаешь обо мне из-за того, что я попросила усыпить Корри, да, Эмма? — спросила Мэриан, когда они назавтра утром встретились за завтраком, и посмотрела на Эмму знакомым мягким, бархатным взглядом, каким всегда смотрела на собеседника, когда хотела добиться одобрения или Терпеливого к себе отношения. Через некоторое время она попытается сделать какой-нибудь новый экстравагантный жест в знак примирения, подумала Эмма и ответила вежливо, но категорично: — Вряд ли мое мнение может изменить вашу точку зрения на то, что вам следует делать в своем хозяйстве, как вы однажды мне указали, так что давайте не будем обсуждать этот вопрос, Мэриан. После этого, с обоюдного молчаливого согласия, на эту тему больше не было сказано ни слова, а Эмма почувствовала, что она по меньшей мере сквиталась с Мэриан, отказавшись быть втянутой в пикировку. Поставить на место Макса, когда она встретила его двумя днями позже в деревне, оказалось гораздо сложнее. Она зашла в аптеку забрать лекарство, заказанное Мэриан, и застала его там. — Доброе утро, Эмма Пенелопа. В вашем голубом облачении вы выглядите очень привлекательно. Вы, как я вижу, все-таки снимаете свои рабочие брюки, когда выходите в свет. Голубое одеяние, о котором говорил Грейнджер, было хрустящим хлопчатобумажным платьем, которое, как Эмма прекрасно знала, очень ей шло. Но что-то в этом незатейливом комплименте разозлило ее, и она ответила неожиданно резко: — Служащие псарни иногда снимают рабочую одежду и появляются на людях опрятными и прилично одетыми, мистер Грейнджер. Она снова почувствовала себя глупо, увидев, как его брови ползут вверх, а уголки рта изгибаются в насмешливой улыбке. — Я совсем не имел в виду ни того, что люди вашей профессии постоянно возятся в грязи, ни того, что им свойственна какая-то особая манера одеваться, мисс Клей, — сказал он. — Судя по тому, что снова появились ваши колючки, я нынче в немилости. Как насчет того, чтобы продолжить наше знакомство в том же баре, где оно состоялось в первый раз? С минуту в ней боролись противоречивые чувства, но затем она рассмеялась. — Вы иногда чересчур строги к себе, мистер Грейнджер, и к тому же вы опоздаете с вашими визитами, если будете останавливаться в барах, — сказала она. — Дело в том, что у меня есть свободных полчаса, и потом, я и так собирался пойти выпить пива, — мягко ответил он. — И как знать, может быть, вы немного смягчитесь после порции шерри и сможете наконец отбросить формальности. — То, что я стану называть вас по имени, не изменит моего к вам отношения, к тому же Мэриан, я думаю, это не понравится, — ответила она официальным тоном, и на его лице появилось странное выражение. — Ваши чувства — это, конечно, ваше личное Дело, но Мэриан в данном случае не играет никакой роли, — сказал он. Эмма уловила в его голосе упрек и подумала, не намекает ли он на то, что его отношения с Мэриан никоим образом не касаются ее служащей. Она тщетно подыскивала предлог, чтобы отказаться, но он уже взял ее под локоть и повел туда, где раскачивалась вывеска бара. — Ну а теперь, — сказал он, когда они уселись за столик в маленьком зальчике бара, — сделайте одолжение, спрячьте ваши колючки и дайте мне снова взглянуть на маленькую Эмму Клей, которая когда-то жила в Плоуверс-Фарм и оказалась такой восхитительной гостьей в воскресный полдень. Привычная добродушная насмешка исчезла из его голоса, и он так тепло улыбнулся Эмме, что ее снова охватило то удивительное чувство, которое она испытывала, разговаривая с ним в комнате с низкими потолками, смутно сохранившейся в уголке ее памяти, но тем не менее словно соединявшей их невидимыми узами. — Я в немилости из-за старого пса, не так ли? — продолжал он. — Вы считаете, что я должен был убедить Мэриан дать ему шанс? — Вас бы она послушала, — ответила Эмма, осуждающе посмотрев на него. — Вы смогли бы уговорить ее, тогда как ни мне, ни Айрин это не удалось. — Да, мог бы, — угрюмо согласился он. — Но я не смог бы вернуть бедняге ее любовь, а он жил только ею. Я мог бы лишь обречь его на муки бесплодной надежды и отчаяния, и так длилось бы до тех пор, пока он не умер бы от тоски. Не кажется ли вам, что более человечно было избавить его от этих страданий? Эмма почувствовала, что к горлу подкатился комок, и быстро заморгала, стараясь не заплакать. — Пожалуй, вы правы, — сказала она наконец. — Я, наверное, не в состоянии понять точку зрения Мэриан. Ей наплевать на собак, они для нее просто символ престижа, пока могут выигрывать призы. — Похоже, мои усилия не увенчались успехом, — медленно проговорил он. — Вы все-таки не созданы для того, чтобы принимать худшие стороны вашей работы, как я уже вам, кажется, говорил. Ну, мне пора. Когда у вас выходной? — По средам и через неделю — по воскресеньям после полудня, в том случае, если не надо оформлять родословные. А зачем вам? — У меня есть желание продолжить наше знакомство, разве не ясно? Вас это удивляет? — Представьте себе, удивляет, причем довольно сильно. Вы не похожи на человека, которого интересовали бы неопытные молоденькие девушки. — Вы мне вовсе не кажетесь такой уж неопытной, Эмма Пенелопа. Напротив, я думаю, что для человека вашего возраста вы знаете так много, что я мог бы у вас кое-чему поучиться. — Вы смеетесь надо мной! — Возможно, но только самую малость, пусть вас это не беспокоит, — ответил он. — Вас подвезти в Эрмина-Корт? Мне по дороге. Эмма пожалела, что он не послушался и не высадил ее у ворот, как она просила, потому что, когда она вышла из машины у дома, то увидела на лице Мэриан, спускавшейся по ступенькам, выражение удивления и досады. — Ты даром времени не теряешь, — фыркнула она, раздраженно выхватывая у Эммы сверток, полученный в аптеке. — Я хочу, чтобы эту солому убрали сегодня до ленча. Макс, раз уж ты заехал, может быть, выпьешь чего-нибудь? — Спасибо, мы заходили в бар в Плоуверс-Грин, и мне уже пора, — ответил он, а Эмма подумала, что с его стороны вряд ли было тактично упоминать об этом, принимая во внимание ясный намек Мэриан на то, что она пренебрегает своими служебными обязанностями, проводя время без дела. — Понятно… Макс, может быть, у тебя найдется минутка посмотреть щенков? В конце недели повторная прививка, — попыталась остановить его Мэриан, когда он садился в машину. — Извини, у меня сейчас нет времени. Эмма сказала, что никакой реакции нет, так что они могут подождать до пятницы. Пока! — бросил он и уехал. — Уж не пытаешься ли ты завлечь Макса? — тихим голоском поинтересовалась Мэриан, прежде чем Эмма успела улизнуть на псарню. — Конечно нет, какая нелепость! — Действительно нелепость. Но, знаешь, ты была бы не первой. Макс, когда хочет, может очаровать кого угодно, а с такими девушками, как ты, все получается просто. — Что вы имеете в виду? — Ничего. Но тем не менее постарайся запомнить, что право на внимание со стороны мистера Грейнджера в первую очередь принадлежит мне, а он, я думаю, знает, что ему выгодно. Ну, принимайся за работу, а то опоздаешь к ленчу. На следующей неделе должна была состояться выставка в Уилчестере. Предполагалось, что Флайт может получить там еще один диплом и стать победителем среди собак своей породы, поэтому Эмма терпеливо работала с ним. Победа Флайта была необходима, чтобы утвердить репутацию питомника, но девушкой руководило и другое чувство. Ей хотелось, чтобы он достиг высшей награды еще и потому, что, хотя ее права на пса и были весьма сомнительны, душа его принадлежала Эмме, он полюбил ее так же, как она его. Он ждал ее так же, как бедняга Корри ждал Мэриан, но не с отчаянием, а с любовью и доверием в глазах; он замечал каждое ее движение, его настороженные уши ловили малейшее изменение в ее голосе, каждая линия его великолепного тела выражала готовность сделать все, чтобы она была довольна. Эмма любила ранние утренние часы, когда она проводила лучшие тренировки, уверенная, что Мэриан еще в постели. Она сбрасывала сандалии и наслаждалась прохладой влажной травы под ногами, иногда принималась даже танцевать, а пес прыгал вокруг нее, разделяя радость этих утренних встреч. Она уже дня два предавалась этой невинной детской забаве со времени последней встречи с Максом Грейнджером, и когда однажды утром чей-то голос неожиданно окликнул ее с соседнего поля, девушка вздрогнула и виновато остановилась. Мысль о том, что кто-то чужой мог видеть все эти антраша, смутила ее. — Кто… кто это? — отозвалась она и поначалу не узнала человека, одетого в бриджи и резиновые сапоги, прислонившегося к стогу сена. — Всего лишь я. Наблюдал ваше прелестное представление. Вы часто этим занимаетесь? — спросил Макс Грейнджер, направляясь к разделявшему их забору. — Привет, Макс! — закричала она и побежала ему навстречу, ей почему-то показалось вполне естественным и ничуть не странным, что он оказался здесь в этот час. — Скажите на милость, что вы делаете тут в такую рань? — спросила она, облокотившись на забор и подперев голову руками. — На ферме у Гиббинса заболела корова, отсюда и соответствующая экипировка — сапоги и все прочее, — ответил он, кивнув головой в направлении фермы, находившейся в отдалении позади него. — А теперь скажите мне, пожалуйста, Эмма Пенелопа, что заставляет вас восторженно скакать и прыгать в такое время, когда приличные юные леди нежатся в постели? Сейчас он выглядел по-новому и был, пожалуй, пугающе привлекателен, несмотря на то что его волосы были в беспорядке и побриться он сегодня не успел; однако голос его звучал по-прежнему, с ленивым смешком, с легким намеком на раскованность, которая в любой момент могла исчезнуть и уступить место колкости. — Я слишком забылась? — спросила она с таким искренним беспокойством, что он откинул назад голову и расхохотался. — Да нет же, дитя вы этакое, вы были веселы, естественны и просто очаровательны, — сказал он и довольно улыбнулся, увидев, как краска заливает ей лицо. — Вы, похоже, не привыкли к комплиментам, мисс Клей, — поддразнил ее он. — Неужели тут нет ни одного молодого человека, который говорил бы вам приятные слова? — Нет, я не пользуюсь успехом у молодых людей, а те, кого я знаю, не привлекают меня, — ответила она. — Ого! Так вы, стало быть, мечтаете, чтобы вас полюбил человек постарше? — Конечно нет! Я вообще не думаю о любви. — Неужели? Это, милое мое дитя, весьма скоропалительное заявление, что-то вроде вызова, а впрочем, может быть, вы это нарочно. Этот человек способен кого угодно привести в замешательство, подумала Эмма, снова возвращаясь к своему обычному поведению в присутствии почти постороннего человека, а он продолжал смотреть на нее каким-то странным взглядом. — Если вы увидели в моих глупых словах что-то такое, чего там вовсе не было, мистер Грейнджер, то постарайтесь об этом забыть, — сухо сказала она. — Господи! — воскликнул он. — Что заставило вас вернуться снова к роли исполнительной работницы? — Ну, я же действительно на работе, и мне пора идти выпускать собак на прогулку и готовить им еду. Пойдем, мой милый, мой золотой, мой хороший Флайт, ты, наверное, проголодался. — Пес подпрыгнул и лизнул ее в лицо. Несколько секунд его голова касалась ее груди с такой нежностью, что смех в глазах Макса исчез. — Значит, это он — ваша любовь? Он и все остальные, которым вы отдаете свое сердце. Но это не может продолжаться всю жизнь, — сказал он, а она испуганно посмотрела на него снизу вверх. — Если вы снова хотите предупредить меня, чтобы не строила иллюзий насчет того, что Флайт может стать моим, то к этому я уже готова, — сказала она. — Но пока мы здесь, никому не повредит, если я чуть-чуть поиграю, ведь так? — Я не это имел в виду, но не важно, — несколько нетерпеливо ответил он. — В следующее воскресенье у вас выходной? Этот внезапный вопрос застал ее врасплох, она нахмурилась и сказала, не подумав толком над непоследовательностью своего ответа: — Да… Если ничего не случится. А в чем дело? — В чем дело? Дело в том, что я пытаюсь назначить вам свидание, невозможное вы создание. Вдруг вы не откажетесь провести воскресный вечер, слоняясь по вашему старому дому, слушая мою поучительную болтовню и, разумеется, распивая со мной чай? — А почему бы и нет? — сказала она, а про себя добавила: «Почему бы нет… почему бы нет… я для него просто забава, а он для меня только…» В самом деле, кто он такой? Незнакомец, с которым она встретилась случайно и к которому сразу же беспричинно почувствовала не то чтобы неприязнь, а какое-то антагонистическое чувство, появившееся скорее в результате неблагоприятной ситуации, нежели из личной антипатии. Оказалось, что оставаться в натянутых отношениях с человеком, который в зависимости от своего желания мог вдруг предложить нечто большее, чем обычное времяпрепровождение, становилось довольно затруднительно. — Ну ладно, — сказал он. — Дорогу вы теперь знаете — через поле, потом по тропинке до моста. Или мне лучше зайти за вами? — Нет, не надо, — быстро ответила она, подумав о возможной реакции Мэриан на подобное свидание. — Вы можете дать мне ответ завтра, когда я приеду сделать повторные прививки, — сказал он, потом повернулся, небрежно помахал ей рукой и зашагал через поле к ферме. Эмме вдруг показалось очень важным, будет ли воскресный вечер у нее выходным. Ей захотелось снова попасть в свой старый дом, и она вынуждена была признать, что Макс Грейнджер, несмотря на смешанные чувства, которые она к нему испытывала, теперь вызывал у нее какое-то доселе незнакомое волнение. Она спросила Мэриан как можно более непринужденно, будет ли она свободна, чтобы спланировать свой выходной. У Мэриан были, очевидно, свои планы, в которые не входило присутствие посторонних в доме. — В воскресенье на весь день приедет Доусон, — беззаботно сказала она. — Он, как ему кажется, подобрал для меня хороших производителей и хочет посмотреть, что есть у нас. Тебе вовсе ни к чему здесь болтаться — мне надо будет обсудить с Доусоном деловые вопросы, а ты только будешь путаться под ногами. Эмма прекрасно поняла, что щедрое гостеприимство, которым Мэриан собиралась почтить Фрэнка Доусона, на нее не распространялось, а поскольку у нее самой не было ни малейшего желания с ним встречаться, похоже было, что запланированная на воскресенье программа должна была устроить всех. Когда на следующее утро Макс приехал на псарню, Эмме очень хотелось сказать ему, что она будет свободна, но то ли из-за присутствия Мэриан, то ли оттого, что приехал по делу, он автоматически перешел на бесстрастный и довольно резкий тон и не дал ей возможности поговорить с ним наедине. Ей показалось, что он как-то излишне резко дает указания, и к тому же выяснилось, что он спешит. Мэриан, однако, все-таки уговорила его зайти в дом и выпить, потому что его машина отъехала лишь некоторое время спустя. Услышав шум отъезжающей машины, Эмма почувствовала, как к ней снова возвращается знакомое чувство неприязни. Неужели он действительно относится к тому типу людей, которые готовы использовать любую возможность, лишь бы это не помешало их профессиональной деятельности? Возможно, он разделяет мнение Мэриан о том, что такие девушки, как Эмма, — легкая и желанная добыча. Эта глупая девчонка до сих пор так ничему и не научилась. Ничто не заставит ее, сердито решила Эмма, сдержать слово и прийти к нему в воскресенье, ничто не заставит ее остановиться хоть на минуту, если они снова случайно повстречаются в деревне. Однако когда настало воскресенье, она была в растерянности, не зная, куда податься, ведь друзей у нее здесь не было. Если остаться в своей комнате, то у нее найдется много дел, ей нужно кое-что починить, можно почитать, но в этом случае Мэриан придется пригласить ее к ленчу, а она совершенно прозрачно намекнула, что Эмма должна уйти из дома. — Отец останется на ленч в гольф-клубе, — сказала она, — а три человека за столом — неудобное число, тебе не кажется? — Вам понравился Доусон? — с любопытством спросила Эмма, знавшая, что он довольно привлекателен для женщин, и давным-давно испытавшая это на себе. — Могла бы спросить об этом и повежливее, — отрезала Мэриан, но выглядела она скорее довольной, чем обиженной. Она посмотрела на свое отражение в зеркале с видом полного удовлетворения. — Если ты хотела меня о чем-то предупредить, то можешь не трудиться, дорогуша. Я прекрасно знаю мужчин типа Доусона, я действительно нахожу его привлекательным, что ни в коей мере не помешает мне использовать его в своих целях. Надеюсь, я довольно скоро смогу подать заявку на участие в судействе, если поведу себя правильно. Эмма посмотрела на Мэриан с таким изумлением, что та даже слегка покраснела. — А почему бы и нет? — резко спросила она. — Я достаточно богата, чтобы заниматься этим бесплатно, а это большой плюс для организаторов любой выставки, и у меня достаточно знаний, чтобы выдавать призы и награды в любом обществе. — Мэриан, конечно, любой человек, не особенно стесненный в средствах, может купить себе эту возможность, когда дело касается клубов, не особенно щепетильных в таких вопросах, но из этого не следует, что вы действительно сможете стать судьей, не имея соответствующей подготовки. В любом случае вам необходимо получить разрешение общества собаководов, а им понадобится фактическое подтверждение. — Ну так что же? Я владелица нескольких чемпионов, состою членом всех клубов в стране. Ты, конечно, можешь сказать, что у меня недостаточно опыта, но я по крайней мере знаю всех хендлеров и вообще большинство служащих всех известных питомников, так что здесь я вряд ли могу попасть впросак. — Вы можете судить о тех, кто держит собаку на поводке, и это имеет определенное значение в сомнительных случаях, но полностью строить на этом тактику судейства — значит не судить вообще, — заявила Эмма, не в силах скрыть свое неодобрение, а Мэриан посмотрела на нее ледяным взглядом. — Когда мне понадобится проповедь, Эмма, я тебе об этом скажу. А пока изволь не забывать, что, как бы много ты ни знала, ты всего лишь моя служащая, и я тебе плачу не за то, чтобы ты высказывала свое мнение. — Из этого не следует, что у меня собственного мнения не должно быть вовсе, — парировала Эмма и поспешила уйти, чувствуя, что иначе вот-вот сорвется на грубость. Глава 6 Утро было прекрасное, и Эмма пошла в деревню напрямик через поле, собираясь перекусить бутербродами в баре «Под луной», а уж потом решить, как убить остаток дня. Дойдя до развилки, она с тоской посмотрела в сторону Плоуверс-Фарм и подумала, что, возможно, не стоило быть столь категоричной в своем решении отказаться от визита туда. Однако она решительно свернула в сторону деревни. Дойдя до бара, Эмма внимательно осмотрела машины, заполнявшие стоянку, и заколебалась. Она чувствовала себя неловко, собираясь в одиночку войти в переполненный бар, но ей хотелось есть, и даже если бы там не нашлось свободного места, можно было бы купить сандвичей и расположиться где-нибудь в поле. Она вошла и решительно принялась прокладывать себе путь к стойке, лавируя между завсегдатаями, по обыкновению собравшимися туда на ленч. Терпеливо ожидая, когда на нее обратит внимание хозяин, она внезапно услышала у себя за спиной голос: — Вы тоже здесь, Эмма Пенелопа? Почему же вы не сказали мне, что у вас свободен целый день? Она повернулась так резко, что зацепила его локоть, и содержимое бокала вылилось на его отутюженные брюки. Кого-кого, а Макса Грейнджера ей меньше всего хотелось видеть, а от собственной неловкости она потеряла дар речи. — П-простите, — наконец, заикаясь, произнесла она. — Вы меня напугали, позвольте, я куплю вам новую порцию. — У вас, похоже, привычка все проливать, но это не важно. В любом случае, там оставалось всего на донышке, и на этот раз действительно во всем виноват я, так что позвольте мне купить вам что-нибудь выпить. Что вы хотите? Это просто возмутительно, подумала Эмма, эта его манера с такой легкостью переключаться с одного человека на другого. Создается впечатление, словно он сознательно начинает расточать свое очарование лишь тогда, когда его не видят те, чье мнение его может интересовать, и девушка ответила нелюбезно: — Ничего. Я только хотела купить бутерброд, так что, если вы пропустите меня к стойке, я закажу что-нибудь и для вас. — Это что, отставка? — спросил он. — Отчего вы так недружелюбны, мы же собирались встретиться днем? — Мы не встретимся. Я зашла сюда купить бутерброд, потому что больше мне некуда пойти. Думаю, я возьму бутерброд с собой, здесь, по-моему, слишком людно, — сказала она и пожалела, что не пошла вместо «Луны» в более скромное заведение «Голубой кабан». Она заметила, что он смотрит на нее сверху вниз с каким-то странным выражением, заказывает что-то хозяину прямо через головы других жаждущих посетителей, а затем услышала его голос: — Не встретимся? Но, насколько я понял, у нас назначено свидание, при условии, что вы не будете заняты на работе, а вы, похоже, свободны. — Да, но… — туманно ответила Эмма, не зная, что именно сказать. У него снова приподнялась одна бровь. — Я не собираюсь настаивать, если у вас есть другие планы, — сказал он, принимая протянутые ему бокалы. — И какие же? — О! Ну, в общем-то, никаких. Я хотела немного погулять, потом зайти куда-нибудь выпить чаю. Что еще можно делать в деревне по воскресеньям? — Но у вас уже есть приглашение на чай, хотя, в конце концов, возможно, Плоуверс-Фарм вовсе не в вашем вкусе, — сказал он. — Просто любопытно, почему вы решили отказаться от моего гостеприимства? — Ну… — грустно начала она, — все это казалось слишком неопределенным, потом, я не была уверена, что буду свободна, и… — И вы не приняли мое приглашение всерьез, поэтому решили не рисковать нарваться на очередную насмешку, — закончил он за нее и увидел, как лицо девушки заливает краска. — Я прав, Эмма Пенелопа? Вы не особенно верите в мои добрые намерения? — Я никогда ничего не могу сказать с уверенностью относительно ваших намерений, мистер Грейнджер, в сущности, я же вас совсем не знаю, — сказала она, размышляя, как бы ухитриться заказать сандвичи и улизнуть, прекратив этот неуклюжий диалог. — Да, действительно не знаете, — ответил он. — Но это можно со временем исправить. А сейчас, как только вы допьете шерри, мы пойдем в зал и закажем ленч, а вы тем временем можете учинить мне допрос относительно моих намерений — надеюсь, это звучит не слишком угрожающе? Я всегда здесь обедаю по воскресеньям, когда остаюсь один на уик-энд, так что вы вполне можете ко мне присоединиться и оживить мою одинокую трапезу. А кроме того, я не собираюсь освобождать вас от обещания прийти ко мне в гости, раз уж вы признались, что вам все равно некуда пойти, и в любом случае я намереваюсь угостить вас чаем. Пойдемте, — решительно закончил он и принялся протискиваться сквозь толпу, не тратя больше слов попусту. Эмма сознавала, что с ее стороны было слабостью позволить ему убедить себя и не возразить ни единым словом, но ей показалось глупым сопротивляться сейчас, когда из кухни доносились такие соблазнительные запахи, дразня ее и без того разыгравшийся аппетит, к тому же сегодня она позаботилась о своей внешности и была уверена, что выглядит очень мило. Усаживаясь напротив него, она подумала, что, вероятно, где-то глубоко в подсознании у нее все-таки таилась мысль, что неплохо бы, в конце концов, заглянуть в Плоуверс-Фарм, если ей станет уж очень скучно; но вслед за этой мыслью пришла другая, более разумная: не стоит воображать себе слишком много, ведь то, что они встретились здесь, — просто случайность. — Вот так-то лучше, — сказал Макс, внимательно следя за тем, как меняется выражение ее лица. — А теперь, может быть, вы все-таки объясните, что вы имели в виду, говоря, что не уверены относительно моих намерений. — Я имела в виду ваш стиль поведения, — ответила она, стараясь, чтобы ее ответ не прозвучал двусмысленно. — В вас словно два разных человека, и это постоянно приводит меня в замешательство. Я не вполне уверена, какой из этих людей настоящий. — Если вы умны, то не станете ничего принимать всерьез, особенно самое себя, — сказал он, и ответом на это двусмысленное высказывание был ясный, немигающий взгляд, обладающий таким удивительным свойством лишать покоя. — Всерьез… — вежливо повторила она. — Вы имеете в виду мою работу? Вы считаете, что я плохо работаю? — У меня нет причин жаловаться на ваше трудолюбие, а мои слова не имеют никакого отношения к собакам. — В голосе Макса послышалась нотка раздражения, и Эмма почувствовала облегчение, когда официант поставил перед ней большую порцию ростбифа с йоркширским пудингом и она смогла безраздельно предаться радости чревоугодия. Ей показалось, что Макс с усмешкой поглядывает на нее, и она сказала извиняющимся тоном, доедая остатки подливки: — Извините, что чересчур увлеклась едой, мистер Грейнджер, служащих моего ранга не часто приглашают на обед, и оттого они обыкновенно бывают прожорливы, когда это все-таки случается. — Они вас там, в Эрмина-Корт, плохо кормят? — спросил он. — Да нет, — быстро ответила она. — У Миллзов прекрасный повар, вы, я думаю, сами имели возможность в этом убедиться, а жизнь в семье отличается от условий в других местах, где мне доводилось работать: там обычно все служащие питались в складчину, а иногда готовили сами. — И все-таки у меня есть подозрение, что вы предпочли бы именно второй вариант. Я прав? — Да, в некотором отношении. Тогда абсолютно ясно, какое место ты занимаешь и для чего тебя нанимали. Очень непросто быть другом семьи, а через минуту — прислугой. — Понятно. Мне следовало бы об этом подумать. Мэриан обладает удивительной способностью разделять эти два понятия. — Ну, знаете, — рассудительно сказала она, — по-моему, очень трудно одновременно распекать человека, которому вы платите жалованье за работу, и помнить о том, что не следует при этом задевать его чувства. — А вы чувствуете себя задетой? — Не особенно. Мне давно следовало научиться принимать и хорошее и дурное, проработав достаточное время у таких разных хозяев. — Но вы так и не научились без лишних эмоций относиться к вашей работе с собаками, — сказал он. — Вы снова и снова влюбляетесь в своих питомцев и, расставаясь с ними, переживаете. — Знаете, — торопливо сказала Эмма, полагая, что они излишне углубились в оценку ее эмоционального состояния, — лучше уж остановиться на собаках, когда речь заходит о том, чтобы отдать кому-то свое сердце, а мои привязанности, слава Богу, ограничиваются только этим. — Еще один скрытый намек, мисс Клей? — мягко сказал он. — Вы никогда не замечали, что декларирование женщиной своей независимости неизменно вызывает интерес у любого мужчины? — Мне говорили об этом, — ответила она, слегка порозовев. — Неужели вы думаете, что я просто хочу, чтобы… чтобы… — Чтобы что? — Ничего. Разговор у нас получается совершенно идиотский, я бы лучше съела еще порцию пудинга, если официант не будет против. Они некоторое время посидели за кофе. А когда наконец вышли на улицу, пошел дождь, и теперь отказаться пойти к Грейнджеру было просто нелепо, даже если бы ей этого и хотелось. Сегодня, как и в прошлый раз, ей показалось, что сам дом рад ее приходу. В своем тоненьком платьице она слегка замерзла, и Макс настоял на том, чтобы растопить камин в гостиной, заметив, что летом в Англии иногда приходится топить камин даже в июле. Эмма, свернувшись в уютном голубом кресле, смотрела, как разгорается огонь и окрашивает беленые стены в розовый тон, и представляла, как Мэриан старается покорить Фрэнка Доусона при помощи обильного, но безвкусного великолепия Эрмина-Корт; про себя она пожелала ей удачи вне зависимости от того, что у нее на уме. — О чем вы задумались? — спросил Макс, сидевший в кресле напротив. — Я думаю о Мэриан и о ее чудовищно великолепном доме, — ответила она. — Она пригласила на сегодня одного влиятельного члена клуба собаководов и пытается с ним подружиться. Говорит, что он обещал ей найти хорошую суку. Должна сказать, ей это необходимо. Суки у нее второразрядные. — Он честный человек или акула? Мэриан обычно стремится заполучить дорогих животных, уже имеющих один-два престижных приза. — Ну, Доусон честный делец. Он, конечно, сдерет с нее приличную цену, но он слишком дорожит своей репутацией, чтобы подсунуть ей что попало. — Фрэнк Доусон? — Да, вы его знаете? — Встречались. Довольно осмотрительный малый, у которого хлопот полон рот. Поосторожней с ним, Эмма, если он встретится на вашем пути. — Голос Макса зазвучал неожиданно резко, а она улыбнулась про себя и посмотрела на него. — Я знаю о Доусоне все. Я у него работала, — спокойно ответила она, с интересом наблюдая, как его нахмуренные брови сливаются в одну грозную, темную линию. — В самом деле? И когда же это было? — О, уже давно. В общем, это было мое первое место работы, и я там не слишком задержалась. — Ну ладно, как насчет чая? Вы уже достаточно проголодались после ленча, чтобы приняться за бутерброды и сливовый торт? Пойдемте, я покажу вам кухню. Кухня была уютной и такой же приветливой, как и весь дом, с кирпичным полом, старомодной плитой и невероятных размеров буфетом. Огромные встроенные шкафы в нишах, медная и латунная утварь поблескивала между связками лука и пучками трав, там было даже кресло-качалка и старенький разноцветный ковер. — Просто не верится! — воскликнула Эмма, радостно окидывая взглядом кухню. — Прямо кухня из старых романов, и совершенно бесполезная для холостяка. — Ну, это беда легко поправимая, — ехидно заметил Макс и остался доволен тем, что заставил ее покраснеть. — С моей стороны замечание довольно неуместное, — сказала она, почувствовав себя весьма неуютно, и снова увидела искорки в его глазах. — Нисколько. Вы вправе иметь свое собственное мнение. Впрочем, как бы ни была очаровательна моя кухня, у меня есть вполне современная плита, помимо этого старомодного монстра, так что займитесь, пожалуйста, чаем. Совершенно непривычно, но приятно, думала Эмма, суетиться на такой кухне и готовить что-нибудь для хозяина дома, пусть даже просто чай. Ей понравилось распоряжаться, поскольку, не зная, где что лежит, она то и дело просила его найти то одно, то другое, даже побранила его, когда он насыпал заварку в холодный чайник. Дождь, стучавший за окном, лишь подчеркивал домашний уют; они сидели за чаем, и Эмме даже в голову не приходило, какое очарование придавало резким чертам ее лица выражение удовлетворения, до тех пор пока Макс вдруг не сказал: — Вы так удивительно вписываетесь в этот дом, Эмма! Впрочем, это понятно, ведь вы здесь родились. Но в вас тоже словно два разных человека. И вы просто очаровательны в этом платье с широкой юбкой, с румянцем на щеках, с вашими удивительно искренними глазами. Неужели вы собираетесь всю свою жизнь работать на других и любить только собак? — Однако! — воскликнула Эмма, которой вовсе не польстило подобное заключение. — У вас нет никаких оснований предполагать, что меня всегда будет удовлетворять моя нынешняя работа, и поскольку даже вам я иногда могу показаться очаровательной, то не вижу причин, отчего не могу вдохновить кого-нибудь на что-нибудь более серьезное. — Вы имеете в виду брак? — Да, если с вашей точки зрения это единственная альтернатива моему теперешнему образу жизни, но знаете, Макс, у вас какой-то чересчур мужской подход к решению таких простых проблем. — А какой еще у меня может быть подход, раз я мужчина? — с раздражающей логичностью спросил он. — Между прочим, почему вы с такой уверенностью сделали вывод, что я холостяк? — В прошлый раз вы сказали мне, что живете здесь один и у вас работает приходящая прислуга. — Верно. — А кроме того, даже если бы вы этого не сказали, в самом доме есть что-то, что говорит об этом. — Например? — Я не могу сказать определенно, это просто ощущение, и потом, в доме нет цветов. Это действительно удивило ее, ведь в саду цветов было множество, и она с любопытством спросила, хотел ли он когда-либо жениться. Он загадочно улыбнулся, но ответил без колебаний: — Да. Я даже был помолвлен с одной очень красивой женщиной, сильно напоминающей вашу великолепную хозяйку. — О! — Это, мельком подумала Эмма, вполне может быть намек на то, что его интерес к Мэриан не только профессиональный. Ведь говорят же, что мужчины обычно привержены к определенному типу женщин. — Так почему же вы не довели дело до конца, или это слишком бестактный вопрос? — Нисколько. Напротив, мне очень интересно узнать, что, помимо ваших собаководческих интересов, в вас все же есть достаточная доля женского любопытства. Дело в том, что этого не захотела моя прекрасная леди. Так же как и мой драгоценный отец, она питала на мой счет честолюбивые замыслы. Так же как и он, она отвернула свой очаровательный носик от деревенского ветеринара. — Вы хотите сказать, что она ушла от вас из-за этого? — Нет. Она поставила меня перед выбором. Я тогда еще не сдал последних экзаменов и еще мог передумать. Она и мой отец ополчились на меня вдвоем, что, в общем-то, было довольно естественно, поскольку они оба честолюбивы, да к тому же были в большой дружбе. — Итак, вы выбрали свой собственный путь и послали их обоих ко всем чертям? И потом не пожалели об этом? — Ну, может быть, и жалел. Но тогда я был молод и к тому же резок. Я решил, что раз она не хочет меня поддержать, то и не стоит меня. — А может быть, вы были правы? Что с ней произошло потом? — Она занялась моим отцом. — Вы хотите сказать, она вышла за него замуж? — Именно. Довольно комичная ситуация, когда ваша невеста вдруг оказывается вашей же мачехой, вам не кажется? — Мне это не кажется смешным! По-моему, это просто ужасно! — с возмущением воскликнула Эмма, и вид у нее сейчас был такой юный, что Грейнджер вдруг оказался рядом и обнял ее. — Вы выглядите настолько возбужденно и одновременно очаровательно, что, надеюсь, извините меня, если я слегка нарушу правила гостеприимства, — сказал он и поцеловал ее, сначала легонько, а потом более настойчиво, а у нее не было ни сил, ни желания противиться. — Вот видите? — сказал он и отпустил ее, а потом с удовольствием смотрел, как пламенеют у нее щеки и загораются огоньки в глазах. — Вы не настолько уж преданы собакам, чтобы не уделять внимания ничему другому. — Это нечестно, — сказала Эмма, прижав ладони к пылающим щекам. — Может быть, другие девушки легко доступны для вас, но я не такая. — Не такая, Господи ты Боже мой! Вы что же, решили, что я воспользовался моментом только потому, что вы живете неподалеку и у меня выдался свободный день? — А разве не так? — ответила она вопросом. Он снова заключил ее в объятия и нежно поцеловал в лоб. — Нет, — с нежностью сказал он. — Вы колючее, дерзкое и довольно нелепое существо, но… Молодой сеттер, до этого мирно лежавший на коврике у камина и спокойно наблюдавший за действиями своего хозяина, вдруг вскочил и с лаем рванулся к двери. Снаружи послышались шаги, и почти сразу же в дверь настойчиво застучали. — Кого еще несет? — сердито воскликнул Макс, а Эмма, не меньше него смущенная столь неуместным вторжением, пригладила растрепавшиеся волосы и подумала, до чего же ей не повезло, что Макса вызывают по делу в такой момент. Однако это был, как оказалось, не профессиональный вызов, а нечто гораздо более неприятное, с точки зрения Эммы. Когда Макс открыл дверь, она услышала кокетливый голос Мэриан: — Так ты дома, Макс! Ты приглашал меня заглянуть как-нибудь, вот мы и пришли. Можно войти? Она прошла в гостиную самоуверенной походкой, слегка покачивая бедрами, и застыла на месте, увидев Эмму. Фрэнк Доусон, который шел за ней, тоже остановился, а Эмма, чувствуя, что краска смущения заливает ей лицо, и злясь на себя за это, тоже уставилась на нее, не сообразив в создавшейся ситуации даже поздороваться. Первым оценил создавшееся положение Доусон, он проговорил насмешливо и значительно, слегка растягивая слова: — Поглядите-ка, да это же Простушка Пенни! Мэриан, дорогая, мы, похоже, выбрали очень неудачный момент для визита. — Нисколько, — возразила Эмма. — Я уже собиралась уходить. — Ты промокнешь, если пойдешь пешком в этом своем тоненьком платьице, — фыркнула Мэриан, и мягкое, бархатное выражение ее глаз исчезло, когда она перевела взгляд на Эмму, отметив про себя и румянец на ее щеках, и беспорядок в прическе, и попытку скрыть смущение. Совершенно очевидно, подумала Эмма, что и она и Доусон прекрасно поняли, чем намеревался заняться Макс Грейнджер. — Хозяин, видимо, собирался подвезти ее домой несколько позднее, так что мы с вами испортили все торжество, — сказал Доусон. — В любом случае мне пора, так что разрешите откланяться, Грейнджер. Я лишь подвез Мэриан. — Выпейте что-нибудь на дорожку, — вежливо предложил Макс, и его лицо снова приобрело знакомое холодное, слегка высокомерное выражение. Доусон, который, несмотря на свои извинения, явно не торопился, согласился выпить виски с содовой, а Мэриан, игнорируя присутствие Эммы, порхала по комнате, время от времени издавая восторженные возгласы и кокетливо упрекая Макса за то, что он не приглашал ее в Плоуверс прежде. — Ты, стало быть, изменила своим благонравным принципам, — сказал Доусон Эмме под аккомпанемент восторженных возгласов Мэриан. — Сожалею, что мы вломились в такой неподходящий момент. — Момент был самый обыкновенный, — ответила Эмма, высоко подняв голову, но он в ответ недобро рассмеялся, и она поняла, насколько двусмысленно это прозвучало. — Я собиралась убрать чайную посуду. Пожалуй, я сделаю это сейчас, а заодно и вымою ее, — добавила она, но предлог был выбран неудачно, так как Мэриан услышала ее слова и ехидно заметила Максу, что не имела представления о его столь тесных отношениях с ее служащей. — Вы что же, снова случайно встретились? — с преувеличенно невинным видом спросила она. — Да, — отрезала Эмма, вспомнив о случайной встрече в баре «Под луной». И одновременно с ней Макс ответил: — Вовсе нет, я пригласил Эмму на чай. — Вам надо бы согласовать ваши показания, — заметила Мэриан с неестественным смешком, а Эмма, взяв поднос с чайной посудой, ушла на кухню. — В самом деле, Макс, нехорошо забавляться с такой неопытной девушкой, как Эмма, — лукаво сказала Мэриан, в расчетливо элегантной позе устраиваясь в кресле. — Такие девчонки податливы, когда речь идет о легком флирте, а Эмме, при всех ее способностях, всего девятнадцать. — Не так уж она неопытна, дорогая, — вмешался Доусон, прежде чем Макс успел ответить, а Мэриан скорчила выразительную гримаску. — Ну конечно, я и забыла. Да, может быть, тебе и не обязательно быть чересчур осмотрительным, дорогой Макс, — сказала она, слишком увлеченная своими собственными умозаключениями, чтобы ее могло обеспокоить появившееся на лице Макса выражение. Однако Доусон предполагал, что их вторжение прервало нечто большее, чем обычный легкий флирт, и порадовался этой мысли. У него были старые счеты с этой девчонкой, и он не прочь был сбить с нее спесь, не волновали его также ни чувства этого малознакомого зазнайки ветеринара, ни даже то, что эта капризная мисс Миллз могла быть им увлечена. — Ну, не будем сплетничать, дорогая, — сказал он Мэриан, стараясь, чтобы его слова прозвучали столь же игриво, как и ее. — Давайте не станем обсуждать поведение вашей идеальной Эммы в свободное от работы время: как говорится, «не будите спящую собаку». Кстати, о собаках. Знаете, Грейнджер, я нашел для мисс Миллз великолепную племенную суку, и мы оба хотели бы, чтобы вы ее осмотрели, прежде чем Мэриан примет окончательное решение. Свидетельство ветеринара всегда полезная вещь, когда речь идет о крупной сумме, не так ли? — Думаю, что теперешний владелец в состоянии представить, необходимые документы, — коротко ответил Макс, и карие глаза Мэриан широко раскрылись от удивления. — Но желательно иметь также свидетельство независимого ветеринара, — вкрадчиво сказал Доусон. — Мисс Миллз вам очень доверяет. Так вы это сделаете? — Конечно, привозите суку ко мне в Чоуд, и я ее тщательно осмотрю. — С этими словами Макс протянул руку, чтобы взять у гостя опустевший бокал, но Доусон поднялся. — Спасибо, достаточно, мне действительно пора, а что касается суки, то, боюсь, вам придется предпринять поездку в Кент. Хозяйка никому не доверяет ее под честное слово, и я не могу ее винить, поскольку животное действительно очень ценное, мало ли что может случиться при перевозке. — В таком случае, — сказал Макс, с трудом сдерживая раздражение, — мисс Миллз придется договориться с кем-нибудь другим. У нас слишком много работы, чтобы один из ветеринаров клиники тратил время на то, чтобы разъезжать по стране и выполнять пустяковые поручения. Извини, Мэриан, но любой дипломированный ветеринар в Кенте может осмотреть твою собаку. На секунду на ее лице промелькнуло непокорное выражение, но затем она посмотрела на него снизу вверх с заговорщической уверенностью прелестного ребенка, привычного к лести. — Это очень нелюбезно с твоей стороны, Макс, — сказала она. — Тебя никак не выманить из твоей раковины, вот я и подумала, что это удачный предлог, чтобы ты выкроил свободный денек и поехал туда вместе со мной. Впрочем, если ты считаешь, что потеряешь в этом случае деньги, готова заплатить; пришли мне счет, и ваша фирма не пострадает. Не будь она ценной клиенткой, которую не стоит обижать чересчур прямыми высказываниями, он, наверное, давно бы уже далеко послал ее вместе с ее деньгами, подумал Доусон, с любопытством наблюдая за выражением его лица, но Макс ответил вежливо и терпеливо: — Это вопрос не денег, а этики. Может возникнуть экстремальная ситуация, в которой смогу помочь только я, а спасти жизнь животного гораздо более важно, чем катиться за тридевять земель только для того, чтобы составить никому не нужную бумажку. — Но у тебя же есть два ассистента, у тебя бывают выходные, наконец. Почему бы тебе не отвезти меня туда в выходной? Нашел же ты время для Эммы сегодня, — сказала Мэриан, и в голосе ее снова появилось раздражение. В этот момент вошла Эмма, которая для восстановления душевного равновесия перемыла посуду. Подумаешь, поцелуй, что такого, она же не собиралась терять голову, говорила она себе. Но последняя реплика Мэриан заставила ее подумать, что говорили о ней, а хитрое выражение лица Доусона никоим образом не способствовало тому, чтобы она смогла получить ответ на терзавший ее вопрос. — Спасибо, что помыли посуду, Эмма. Хотите выпить? — спросил Макс, но в его голосе не было ни капли тепла, и, когда Эмма отказалась, он не стал настаивать, а лишь снова наполнил свой и Мэриан бокалы. Ясный намек на то, что он хотел бы остаться с ней наедине, подумала Эмма. — Ну, спасибо и до свидания. Дайте мне знать о своем решении, Мэриан, и, если вы сумеете убедить мистера Грейнджера, я устрою встречу, — сказал Доусон, направляясь к двери. — Думаю, я смогу убедить Макса, если мне удастся выклянчить у него один из его драгоценных выходных, — сказала Мэриан, уютно устраиваясь в кресле с видом желанной гостьи, ожидающей, когда все остальные наконец уйдут. — Эмма, если ты хочешь вернуться домой, не стоит ждать, когда Макс соберется отвезти меня. Тебя подбросит Фрэнк, не правда ли? У Эммы не было особого желания оказаться в одной машине с Фрэнком Доусоном, но в то же время она была рада возможности покинуть дом, прежде чем ей ясно дадут понять, что она здесь только помеха. Она довольно чопорно поблагодарила Макса за гостеприимство и заметила, как нахмурилась Мэриан при упоминании о ленче. Он вышел проводить их, в последнюю минуту набросив ей на плечи плащ. — Вы промокнете, пока дойдете до калитки. Я заберу его, когда заеду в следующий раз. — По лицу его скользнула легкая загадочная улыбка, когда он посторонился, чтобы дать ей пройти. — Спасибо, — вежливо ответила она, спросив себя, где они могут встретиться в следующий раз. — Она тебе наставит палок в колеса, Простушка Пенни, — вдруг тихо сказал Доусон. — Не понимаю, о чем вы, — пробормотала она, отодвигаясь от него подальше и радуясь тому, что до Эрмина-Корт недалеко. — Так уж и не понимаешь? Было совершенно ясно, что мы явились в начале любовной интерлюдии, и Мэриан это не понравилось. — Даже если бы вы были правы, насколько мне известно, у Мэриан на него нет никаких прав. — Может, и так, но у нее натура хищницы. Она всегда хочет заполучить то, что может достаться кому-то другому. — Как вам не стыдно! А что, если вы строите свои умозаключения на совершенно ложной основе? — Неужели? Притворяться за последние два года ты так и не научилась. Насколько я могу судить, сегодня ты была более расположена получить авансы, чем раньше; хотя, возможно, теперь у тебя больше опыта. — Это просто маленькая подленькая месть с вашей стороны. — Да, ну и что? Можешь назвать меня хамом, и закончим на этом. — Вы себя правильно оценили, — ответила Эмма, удивляясь тому, что у нее происходящее вызывает скорее любопытство, чем обиду, а он в ответ рассмеялся. — Да, но в наилучшем смысле этого слова. Ты не утратила способности освежать пресыщенный вкус, рад это констатировать, моя прелесть. Жаль, что ты не была постарше, когда работала у меня. Да, подумала Эмма, теперь она лучше справилась бы с подобной ситуацией, наверное, у нее действительно появился определенный опыт, хотя вовсе и не того рода, на который намекал Доусон. Теперь она не испытывала ни смущения, ни даже неприязни к нему. — Тебе, возможно, не помешает дружеское предупреждение, — продолжал он, сворачивая к воротам Эрмина-Корт. — У тебя здесь непыльная работа. Мне бы не хотелось, чтобы тебя вышвырнули отсюда. — Почему это меня должны вышвырнуть, мистер Доусон? — довольно холодно спросила она. — Моя частная жизнь — мое личное дело и не имеет никакого отношения к моей работе. — Конечно, но если по роду занятий приходится встречаться с кем-то, кто может оказаться небезразличным, то есть опасность зайти чересчур далеко, а если ты перейдешь границу дозволенного, дорогая моя Простушка Пенни, то вылетишь, могу поспорить. — Если вы по-прежнему намекаете на мистера Грейнджера, то позвольте вам заметить, что вы пытаетесь сделать слишком большого слона из очень маленькой мухи, — сказала она, очень довольная формулировкой, но он лишь улыбнулся и плавно затормозил у крыльца. — Я не единственный, кого интересуют слоны такого рода, — сказал он. — Наша избалованная мисс Миллз ничего не будет иметь против того, чтобы ты оказалась неудачливой соперницей с разбитым сердцем, но если она заметит какой-нибудь намек на взаимность, то возжаждет твоей крови, вне зависимости от того, насколько ей действительно это нужно. — У вас что-то с Мэриан? — спросила она. — У меня всегда что-то с кем-то, как тебе должно быть известно, моя красавица, но в данный момент речь идет всего лишь о солидных комиссионных в том дельце, которое я собираюсь провернуть с твоей хозяйкой. А теперь беги в дом, Простушка Пенни, а то промокнешь. Он открыл ей дверцу машины, она поспешно поблагодарила его и, попрощавшись, вошла в дом, не дожидаясь, пока он уедет. Мистер Миллз уже поужинал и, очевидно, закрылся у себя в кабинете, и Эмма, радуясь тому, что осталась одна, прошлась по воскресным запасам салатов и холодных мясных блюд, оставленных в буфете в столовой, наполнила тарелку и унесла ее к себе наверх. Она сидела на кровати, жевала без особого аппетита и думала о Максе, о том, как он проводит уик-энды один, в обществе своего пса, и ей стало грустно; потом она вспомнила, как блеснули его глаза, когда она выразила сожаление по поводу его неудачного романа, и поняла, что ее сочувствие было напрасным. Ему не нужны были прелести семейной жизни, он — одинокий волк, которому нравится единственная выбранная им тропа и которому не нужно никого и ничего — ни цветов, ни общества. Эта мысль ее почему-то тоже опечалила. Перед тем как заснуть, она вдруг заплакала, а потом вспомнила въедливое замечание мисс Холлис в тот вечер, когда она вернулась после своего первого визита в Эрмина-Корт, такая дерзкая и свободная от каких бы то ни было привязанностей. «Ты бы не была такой самодовольной и снисходительной, если бы тебе угрожала опасность, что твоего кавалера может увести девушка красивее тебя», — сказала Холли, а Эмма только засмеялась — она не знала тогда, что такое ревность. Ну и что из того, думала она, яростно взбивая подушку, что? Ее сердце отдано Флайту и всем его предшественникам, которые, каждый в свою очередь, доводили ее до слез, и если будут иметь какое-либо продолжение несколько случайных встреч и одна сцена нежности, то пора бы ей вспомнить о своем положении и о том, что многие считают, будто с такими девушками, как она, не стоит долго церемониться… Дождь зарядил на несколько дней, и Эмму, как и Мэриан, угнетала такая погода. Работа в питомнике казалась ей бесконечной вереницей однообразных дел: они меняли подстилки, стараясь уберечь от сырости щенков, и старательно вытирали мокрую шерсть собак после унылых тренировок под дождем. Поначалу, когда она только приехала в Эрмина-Корт, Эмма любила дождливые дни, они с Мэриан вместе изучали клубные списки собак, прослеживая родословные и намечая планы возможных вязок, но вскоре Эмма поняла, что, хотя Мэриан и накупила книг по собаководству, интересы ее поверхностны и ей очень скоро все надоело. — На Доусона моя псарня произвела потрясающее впечатление, — сказала Мэриан, слегка оживившись от возможности поговорить о человеке, который, в свою очередь, тоже произвел на нее впечатление. — Он сказал, что его оборудование по сравнению с моим — просто убожество и что в Эр-мина-Корт можно устроить прекрасный «дом отдыха» для собак, если вдруг захочется начать какое-то новое дело. — Вы имеете в виду — сдавать внаем вольеры для временного содержания собак? — Ну, он это называет «домом отдыха» — так лучше звучит, и потом, цены могут быть просто баснословные. Послушай, я заболеваю от такой погоды. Давай позовем Грейнджера и побудем немного в мужском обществе. По-моему, у него сегодня выходной. Она легко перескакивала с одного предмета на другой и никогда не оставляла попыток извлечь необщительного ветеринара из его раковины. Он редко появлялся, разве что по делу, но с недавних пор иногда заезжал время от времени, когда бывал по делам неподалеку. — Пойди позвони ему, — потребовала Мэриан. — Пригласи его заехать выпить. Скажи ему, что мне нужен его совет насчет той суки, которую мне присмотрел Доусон. Малоубедительный аргумент для человека, который в данный момент, скорее всего, не на работе, подумала Эмма, к тому же ей вовсе не хотелось выслушивать его насмешливый, но твердый отказ, однако спорить не стоило. Эмма получила тот ответ, какого и ожидала, и если он ее и расстроил, то она была абсолютно уверена, что ему об этом известно. — Это, случайно, не ваша идея? — задал он провокационный вопрос, после того как ответил отказом. — Конечно нет! Я не могу себе позволить приглашать гостей на выпивку за счет хозяев. — Какая вы чопорная, мисс Клей. Чопорная и колючая. Вам не нравится мое общество? А мне показалось, что в наших отношениях произошел некоторый прогресс, с того вечера мы, кажется, уже не просто знакомые… Только, пожалуйста, не бросайте трубку, пока я не закончу говорить. Это невежливо. Именно это Эмме и хотелось сделать. С его стороны было вряд ли честно напоминать ей о минутной слабости, но, если бы она сделала так, как хотела, он мог подумать, что был прав, поэтому, вместо того чтобы швырнуть трубку, она сказала: — Я положу трубку, мистер Грейнджер, после того, как вы скажете мне, что я должна передать мисс Миллз в оправдание вашего отказа. — Теперь вы разговариваете, как вышколенная секретарша. Скажите ей что хотите. В конце концов, скажите ей правду — я просто сельский ветеринар, который много работает и у которого нет ни малейшего желания тратить свои драгоценные часы досуга на то, чтобы вести беседы на профессиональные темы с хорошенькими самодеятельными соба-ководшами, у которых денег больше, чем здравого смысла. — Двухпенсовик цветной… — пробормотала Эмма и улыбнулась про себя. — Да, Пенни, и очень хорошо, если единственное, что вам, нужно, — это миска черешни. — О чем вы говорите, Макс? Ради Бога, какие черешни? — Вот теперь вы больше похожи на Эмму Пенелопу, девушку с честными глазами, все еще полную детского любопытства. «Жизнь, как миска, полная черешни» — это вариант старинного изречения, в котором все наслаждения жизни сводятся к пирогам и пиву. Вы рождены для простых радостей, и пусть ваши стремления остаются чистыми. — Все это, — сказала Эмма, стараясь, чтобы ее голос звучал осуждающе, — ужасно нелепо. Я, пожалуй, все-таки повешу трубку. — Не надо, — сказал он. Ей показалось, что в его голосе прозвучала умоляющая нотка, а может быть, это просто телефон так исказил его голос. — Знаете, как приятно сидеть вот так, задрав ноги, слушать ваш голос и представлять себе, какие смешные гримаски вы корчите, когда вам не нравятся мои слова. Вы что-то давно не водили собак на прогулку в мою сторону. Нашли более подходящую тропинку? — В такую погоду я вообще не хожу гулять по вечерам, а по утрам у меня иные заботы, — ответила Эмма, стараясь, чтобы ее голос прозвучал достаточно безразлично. — Заходите в другое время. Мы можем запереть собак на псарне на полчасика и поболтать за стаканом вина, — безмятежно ответил он. — Мне бы и в голову не пришло напрашиваться к вам в гости. Ведь вы же отказались от приглашения Мэриан и отчетливо дали понять, что когда вы не на работе, то предпочитаете оставаться наедине с самим собой. — Держу пари, что вы опять задираете нос! Ваши колючки снова вылезли наружу! В его голосе звучал смех и еще какая-то непривычная нотка нежности, и ей вдруг захотелось быть сейчас с ним, там, в приветливой комнате с низко нависшими балками, в которой он казался добрее, чем где-либо в другом месте. — Мне действительно надо идти. Мэриан заинтересуется, о чем это мы так долго разговариваем, — быстро сказала она и повесила трубку. Мэриан действительно поинтересовалась и, явно не в восторге от вежливого отказа Макса помочь ей разогнать скуку, ехидно прокомментировала разгоревшийся на щеках Эммы румянец. — Домой ко мне идти не желает, но явно не прочь пофлиртовать по телефону с моими служащими, — ядовито сказала она. — Смотри, Эмма, поосторожнее, на Макса, наверное, имеет виды не одна заботливая мамаша, свободный мужчина в наших местах — редкость; неудивительно, что он пользуется любой возможностью поразвлечься, и нечего на меня так смотреть! Я просто пытаюсь мягко тебя предостеречь, потому что знаю: девушки в твоем положении иногда склонны делать глупости. — Благодарю вас, в этом нет необходимости, — по возможности холодно ответила Эмма, и Мэриан удовлетворенно улыбнулась, вновь обретая хорошее настроение. — Неужели? Ведь в тот вечер, когда приехали мы с Доусоном, было совершенно очевидно, что у вас там происходит, — сказала она, но Эмма не ответила, а потом быстро нашла предлог и ушла на псарню. Простушка Пенни. Может быть, и так. И если ей хочется сделать какую-нибудь глупость, когда речь идет не более чем о приятном времяпрепровождении, то это исключительно ее личное дело. — Ты опять не заперла как следует калитку, — резко сказала она Айрин, которая поспешно заканчивала вечернюю работу, стремясь не опоздать на последний автобус в деревню, — однажды Сарацин вырвется и набросится на Флайта, и тогда у тебя будут серьезные неприятности! Ей тут же стало стыдно, когда она увидела, как на глуповатом лице девушки появляется обиженное и вместе с тем виноватое выражение, но в конце недели выяснилось, что Эмма, к сожалению, была совершенно права. Айрин снова оставила калитку между вольерами незапертой, и Сарацин, только и дожидавшийся такой возможности, выскочил и кратчайшим путем понесся к Флайту, которого Эмма только что выпустила на тренировочную площадку. Через секунду собаки сплелись в единый вертящийся и рычащий клубок, в котором мелькали ноги, хвосты, оскаленные пасти, полетела шерсть, и Сарацин, который был больше и сильнее, уже вцепился в противника мертвой хваткой. Эмма бросилась к ним, на ходу крикнув Айрин, чтобы та принесла ведро воды, потом ухитрилась просунуть руку и обнять Сарацина за шею, пытаясь сдавить псу горло и заставить его ослабить хватку. Казалось, прошла вечность, прежде чем Айрин вернулась с водой под аккомпанемент собственных охов и всхлипов, присоединившихся к дикой какофонии звуков вокруг, и тут Эмма почувствовала, как зубы пытавшегося защищаться Флайта впились ей в руку. — Вылей на них воду и, как только Сарацин отпустит Флайта, хватай его за загривок! — прокричала она растерявшейся девчонке, и та наконец послушалась, облив Эмму заодно с собаками. Случайно она зацепила Сарацина ведром по морде, от неожиданности тот разжал зубы, и этого мгновения было достаточно, чтобы Эмма, сорвав с ноги туфлю, успела сунуть ее собаке в пасть. — Загони Флайта, — хрипло сказала Эмма, с трудом, переводя дыхание. Слава Богу, на этот раз девчонка действовала быстро, и Флайт, отнюдь не показавший себя героем, когда пришлось отстаивать свою территорию, с жалобным повизгиванием убежал в вольер. Из пораненной руки текла кровь, но Эмма, обеспокоенная за Флайта, не чувствовала боли. — Он его укусил? — спросила она Айрин, становясь на колени около дрожащей всем телом собаки и ощупывая ее. — О-ой! Ваша рука, мисс Клей! — взвизгнула Айрин и побледнела, а Эмма нетерпеливо отмахнулась: — Плевать мне на руку, держи его крепче, чтобы не дергался, нюня ты этакая, мне надо посмотреть… бедный Флайт… бедный мой мальчик… все уже кончилось, успокойся, мой хороший. Он укусил его за переднюю лапу, Айрин, довольно глубоко, но слава Богу, что не добрался до горла. Мы ее промоем, перевяжем, но мне кажется, что надо наложить пару швов, так что беги в дом и позвони в лечебницу, пока я займусь им. Если мистер Грейнджер занят, пусть пришлют кого-нибудь другого. — О Господи! Неужели к выставке он будет хромать? Мисс Миллз просто с ума сойдет! — воскликнула Айрин, становясь еще бледнее, и Эмма устремила на нее взгляд, в котором нетерпение смешивалось с сочувствием. — Будем надеяться, что нет. Ты опять оставила калитку незапертой? — Нет, мисс… то есть да, мисс. Мне очень жаль, мисс. Айрин была готова расплакаться, и Эмма быстро сказала: — Так, чем быстрее приедет ветеринар, тем лучше. Пока Айрин звонила, Эмма промыла и перевязала рану собаки, оказавшуюся, к счастью, не особенно глубокой. Если не будет осложнений, то, возможно, при хорошем уходе и малой нагрузке еще останется шанс, что за дни, оставшиеся до начала Уилчестерской выставки, собака снова обретет форму. Нельзя сказать, чтобы Флайт так уж перенервничал, потому что от предложенной печенки он не отказался. Эмма с удовлетворением посмотрела, как он наконец снова располагается в своем вольере, и только теперь почувствовала, что промокла до нитки. Ноги у нее стали ватными, голова закружилась, и она поспешно опустилась на скамейку в собачьей кухне. — Нам повезло, — запыхавшись, сообщила Айрин, вернувшись из дома. — Они нашли мистера Грейнджера. Он тут неподалеку, на ферме Гиббинса, и может подъехать с минуты на минуту. Господи, что с вами? Я не удивлюсь, если вам самой врач понадобится больше, чем Флайту. — Это пройдет, — сказала Эмма и добавила, что пока неплохо было бы, чтобы Айрин приготовила им обеим по чашке крепкого чая. Чайник как раз закипал, когда вошел Макс. — Что-нибудь серьезное? — быстро спросил он. Эмма торопливо прикрыла салфеткой кровоточащую рану. — Это Флайт, — ответила она, неуверенно поднимаясь на ноги. — На него набросился Сарацин. Могло быть и хуже. Я промыла рану, но, мне кажется, нужно наложить швы. Пойдемте со мной, пожалуйста. Ей показалось, что его слегка позабавило, как она вежливо дает ему понять, что они совершенно чужие люди, но он ничего не сказал и последовал за ней к вольерам, где быстро и тщательно осмотрел собаку, согласился, что действительно нужно наложить пару швов, и принялся готовиться, отдав несколько коротких распоряжений Эмме и ласково подбадривая Флайта. — Он не останется хромым? — озабоченно спросила Эмма, когда Макс распаковывал свой саквояж. — Уилчестерская выставка уже скоро, а Мэриан намерена выиграть этот приз. Он быстро посмотрел на Эмму, знакомым движением вздернув брови. — Если он будет в порядке, вы уверены в успехе? — спросил он, как ей показалось, одновременно насмешливо и нетерпеливо, и она поняла, что ее хотели упрекнуть в излишней самоуверенности. — Да, — ответила она, отбросив ложную скромность, и посмотрела ему в глаза. — У Флайта пик формы, и, по-моему, нет ничего, что могло бы его остановить. Если судейство будет честным, мы почти не рискуем проиграть. — А судейство будет честным? — Да. Судьи бывают хорошими, бывают плохими, но в большинстве своем они честные люди, знаете ли. — Ну что ж, предоставляю судить об этом специалисту. Вы уверены в себе, не так ли? — Нет, я бы не сказала. Единственное, в чем я уверена, так это в том, что Флайт — отличная собака. На выставках всегда может произойти что-то непредвиденное. Но вы не ответили на мой вопрос. — Из вас вышел бы превосходный адвокат, мисс Клей. — К нему вернулась его привычная насмешливость. — Здравый смысл подсказывает, что надо подождать и понаблюдать. Возможно, вам повезет, но если он не будет готов, то будут же и другие выставки. — Только не в августе. После Уилчестера будет только Чоуд в начале сентября, а там мы бы уже хотели, чтобы он получил подтверждение титула, так сказать, на своей территории, так ведь было бы правильнее? Предаваясь невинной радости рисовать розовые перспективы, она совершенно забыла, что он вовсе не разделяет их с Мэриан восторгов по поводу наград на ринге, и его замечание, хотя и высказанное с теплотой в голосе, застало ее врасплох. — У вас не больше здравого смысла, чем у Мэриан, когда вы впадаете во все эти тривиальные амбиции, в то время как в мире есть еще тысячи иных достойных возможностей утвердить свое «я» — борьба с голодом, людскими печалями, бедами, бедностью… Он с поспешностью выговаривал эти слова, а потом повернулся, собираясь уходить, и случайно задел руку Эммы. Девушку пронзила такая боль, что потемнело в глазах, она побледнела, и он обеспокоенно посмотрел на нее. — Господи, девочка, я не думал, что мои тенденциозные взгляды могут вас так обидеть! — воскликнул он, но тут салфетка сползла с ее руки, открыв рваную рану, и выражение его лица разом переменилось. — Вы почему не сказали, что он вас тоже укусил? — сердито спросил он. — Ну-ка, пойдемте на кухню, сядьте, и я посмотрю. Поддерживая ее за талию, он отвел ее на кухню и усадил на скамью. Здесь выкипал чайник. — Вы к тому же еще и промокли, — с неодобрением заметил он, помогая ей сесть. — Что тут было? — Айрин вылила на нас ведро воды, пытаясь прекратить драку. Похоже, большая часть досталась мне! — ответила она. Он снова открыл свой саквояж и, не вдаваясь в дальнейшие комментарии, выбрал то, что ему было необходимо для тщательного осмотра, и осторожно и умело занялся довольно глубокой раной на ее руке. — Я введу вам противостолбнячную сыворотку, но это надо зашить, так что лучше я отвезу вас к врачу, — сказал он, готовя шприц, и Эмма забеспокоилась. — Я не могу уехать, пока не вернется Мэриан, — запротестовала она, напирая на чувство долга. — Айрин, наверное, где-нибудь в истерике, так что… — Так что пусть врач приедет сюда? — А почему бы вам самому не наложить эти швы? — робко спросила она. — Это сэкономило бы массу времени, к тому же между человеком и животным не такая уж большая разница, так ведь? — Только та, что животные более доверчивы и чувствительны. Я, конечно, могу это сделать, если вы так хотите, но не уверен, насколько это этично, — сказал он, сурово посмотрев на нее, а потом нетерпеливо снял с плиты протестующе шипящий чайник, налил кипяток в приготовленный Айрин чайник с заваркой и добавил в ее чашку приличную порцию бренди из своих медицинских запасов. — Вот, выпейте это. Вам надо немного подкрепиться, если вы действительно намерены отдать себя в мои нежные руки, — сурово сказал он, наблюдая, как лицо ее начинает приобретать нормальный цвет по мере того, как убавляется содержимое чашки. — Вы снова проявляете ненужный героизм — бросаетесь очертя голову, так же как тогда, когда вас понесло под колеса моей машины спасать дворнягу, которая в этом совершенно не нуждалась. — Не думаю, что пытаться остановить драку в данном случае было проявлением героизма, мне ведь платят за то, чтобы с ценными животными все было в порядке, — ответила она, а на его губах появилась удовлетворенная улыбка: он увидел, что к Эмме вернулась ее обычная здоровая способность парировать насмешки. — Я так не думаю. Ну, если вы готовы, давайте попробуем вас заштопать. Возможно, будет больно, так что, если захотите кричать, кричите, не стесняйтесь, — сказал он и взял необходимые инструменты. Кричать, однако, не пришлось. Его движения были уверенными и аккуратными, и, работая, он успокаивающе мурлыкал что-то так же, как когда возился с собакой. Эмма вдруг поймала себя на мысли, что он, наверное, мог бы стать отличным врачом, если бы захотел пойти по стопам отца. — Ну, вот и все, — сказал он, закончив работу и соорудив импровизированную перевязь из бинта. — Постарайтесь как можно меньше нагружать руку. Пусть всю тяжелую работу в ближайшие два-три дня делает Айрин. Держу пари, завтра вы будете чувствовать себя хуже, чем Флайт. — Если он поправится к четвергу, это не имеет значения, — ответила она, и он удивленно на нее посмотрел. — Вам, похоже, не приходило в голову, что вы не сможете работать с собакой на ринге, — сухо заметил он и увидел внезапно появившийся в ее глазах ужас. — Но я же должна! Мэриан никогда мне этого не простит… впрочем, это же правая рука, а поводок всегда держат левой, потому что собака всегда слева, — сказала она, но он что-то сердито проворчал и принялся собирать инструменты. — Вы… вы приедете завтра посмотреть Флайта? — спросила она, не вполне уверенная, что он разделяет ее планы в отношении выставки. — Я буду присматривать за обоими своими пациентами, — быстро ответил он и вдруг нежно коснулся пальцем ее щеки. — Мир не перевернется, знаете ли, если Мэриан лишится одной из своих маленьких радостей, — удивительно ласково сказал он. — У вас храброе сердце, Эмма Пенелопа. Не растрачивайте себя понапрасну. Она взглянула на него широко раскрывшимися от удивления глазами и в то же время ощутила растущее напряжение. Она видела в его взгляде отголоски той странной нежности, которая слышалась в его голосе, и, вспомнив о том, что иногда ему удается угадывать ее мысли, почувствовала, что краснеет. — Когда вы краснеете, вы просто очаровательны, Эмма, — мягко сказал он. — Неужели этот простенький комплимент для вас внове или я по-прежнему возбуждаю в вас враждебные чувства? — У вас удивительная способность под конец все испортить, мистер Грейнджер, — ответила она, не сознавая, что снова переходит на официальный тон, и он рассмеялся. — Думаю, что вы сами не вполне понимаете, что именно имеете в виду, а мне пора к моим бессловесным и потому менее склонным к критике пациентам, — сказал он. Он задержался еще на минутку, с нежностью глядя на нее, перепачканную и взъерошенную. Внезапно он наклонился и поцеловал ее. — Пойдите и переоденьтесь в сухое, — сказал он и уехал. Когда она смотрела ему вслед, глаза ее наполнились слезами. Запоздалый шок мог сделать беспомощным кого угодно, она знала это. Но все-таки почему-то пожалела, что раньше вела себя чересчур резко и не использовала те моменты, когда он был настроен доброжелательно. Ну ладно, подумала она, принимаясь убирать клочки перепачканной ваты и обрывки бинтов, есть ряд других сиюминутных проблем, помимо размышлении о непредсказуемых отношениях с этим возмутителем спокойствия, мистером Грейнд-жером. — Ах ты, старый безобразник! — обратилась она к свирепому Сарацину, проходя мимо него к дому, но он лишь прижал уши и притворно оскалился. Похоже, этот проходимец отлично знает, сердито подумала она, что статус чемпиона надежно защищает его и, пока он продолжает выигрывать, никто его не выгонит. Глава 7 Вопреки ожиданиям Эммы, Мэриан восприняла новости относительно спокойно, не удержавшись, правда, от нескольких язвительных замечаний о недобросовестности ее служащих, на которых совершенно нельзя положиться. Удовлетворившись тем, что повреждение у Флайта незначительное, она, однако, подозрительно посмотрела на Эмму. — Носишься с обыкновенной царапиной, — сказала она. — Не думаю, что тебе так уж необходима эта перевязь — разве только ты собираешься вызвать сочувствие у публики на выставке в четверг. А что, неплохой трюк. — Я на такой трюк не рассчитывала, но собака действительно нездорова. — Эмма улыбнулась, представив себе, как они с Флайтом выходят на ринг, словно пара инвалидов, однако ей тут же пришлось вспомнить, что Мэриан иногда изменяет чувство юмора: ей довольно резко напомнили, что тут вовсе не над чем хихикать. — Ты прекрасно знаешь, как много эта выставка значит для меня, так что не вздумай заявить, что ты не сможешь работать, только для того, чтобы отомстить мне. — Отомстить? Бога ради, за что?! — удивленно спросила Эмма, и Мэриан слегка порозовела. — Ну, за то или за другое, — уклончиво ответила она. — Может быть, за то, что я не позволяю тебе держать Флайта в доме, а может быть, хотя это и невежливо звучит, из-за того, что я говорила тебе о Максе. Это был один из тех случаев, когда Эмма пожалела, что она все-таки в большей степени служащая, чем друг семьи, и что ей приходится сдерживать свои чувства, но она постаралась ответить вежливо, проигнорировав замечание относительно Макса: — Возражать против собаки в доме — ваше право. Я не являюсь владелицей Флайта, и у меня нет никаких оснований обижаться. Мне очень жаль, что подобный инцидент произошел накануне ответственной выставки, и я полностью признаю свою вину, — закончила она, искренне надеясь, что убедила Мэриан хотя бы в этом. — Не волнуйтесь. Раны у животных заживают быстро, а укус был неглубокий. В любом случае Макс приедет завтра утром, так что вы сможете выслушать его мнение. — Да, — сказала Мэриан, вдруг обретая самодовольный вид. — А ты, дорогуша, постарайся держаться подальше. Мне вовсе ни к чему, чтобы ты всюду встревала со своим мнением и ждала, что кто-то поддержит твои оправдания. Эмма вздрогнула, но сдержалась. Выпустив утром Флайта из вольера, она с удовлетворением отметила, что хотя он и припадает слегка на переднюю лапу, но хромает не так сильно, как она опасалась. Кожа на месте искусного шва затянулась, и следа почти не было видно. Рука не особенно беспокоила Эмму, но была как чужая, и двигать ею было неудобно. Эмма сняла перевязь, поскольку та лишь усугубляла уверенность Мэриан, что она делает проблему из ничего. По дружному лаю собак Эмма поняла, что приехал Макс, и вскоре увидела небольшую процессию, шествовавшую через лужайку: Айрин с Флайтом на поводке, Макс, идущий небрежной походкой, засунув руки в карманы, за ним — Мэриан, одетая в свое лучшее платье и туфли на высоких каблуках. Она часто отбрасывала назад золотую копну волос нетерпеливым, самоуверенным жестом, и на какую-то секунду Эмма почувствовала к ней жалость при виде таких явных попыток привлечь к себе внимание, а потом увидела, как Макс небрежно положил ей руку на плечо, услышала, как он одобрительно смеется чему-то, что она говорила, и отвернулась. Кто она такая, с раздражением подумала Эмма, чтобы изображать превосходство над всеми, когда совершенно очевидно, что мужчина просто благосклонно воспринимает попытку ему понравиться? Вскоре осмотр был окончен, и она увидела, как все они идут по направлению к псарне, а через минуту прибежала Айрин. — Вас зовут, мисс Клей, — пропыхтела она, обливаясь потом и с трудом переводя дух, довольная, что ей удалось привести собаку и не получить при этом никаких замечаний от Мэриан. — Мистер Грейнджер вполне доволен Флайтом, но говорит, что хочет осмотреть и другую пациентку. — Она понимающе хихикнула. — Ох! — Эмма вскочила на ноги, и в душе ее шевельнулось дурное предчувствие, а один взгляд на сердитое лицо Мэриан сказал ей, что утро у мисс Миллз испорчено; ее обида и подозрительность вели сейчас неравный бой со здравым смыслом. — Почему ты не позвонила доктору Гранту? — потребовала она ответа, когда Эмма подошла к ним. — С какой стати было пользоваться услугами Макса только потому, что он оказался рядом? Эмма ничего не ответила, чувствуя на себе задумчивый взгляд Макса, явно удивленного, что здесь отказываются доверять его профессиональным способностям; однако он сказал только: — Почему вы сняли перевязь? Рука дольше не заживет, если вы будете волноваться о внешнем виде. Мэриан, очевидно ободренная этим совершенно ненужным, по ее мнению, упреком, необдуманно вылезла вперед, прежде чем Эмма смогла сообразить, что ответить. — Тебе не кажется, Макс, что ты заблуждаешься? — невинным тоном спросила она. — Эмма вообразила себе Бог знает что с этой дурацкой повязкой, отец разволновался, весь вечер и за ужином за ней ухаживал. — А, понятно. — Тон Макса стал совсем другим, и Мэриан неуютно поежилась. — Ну, я не хочу, конечно, сказать, что бедняжка Эмма все это выдумала, — торопливо сказала она. — Но она просто не может подвести меня на выставке, а те, кто работает с собаками, должны быть готовы к тому, что собака может и укусить. — Вполне логично, однако это знание не делает их более устойчивыми к инфекции, — сухо ответил он, снимая повязку и внимательно осматривая затянувшуюся рану. — Хм-м-м… выглядит неплохо, но не полагайтесь на случай, Эмма, и как можно больше держите руку на перевязи, даже если это будет вызывать нежелательное сочувствие. Занятый наложением новой повязки, он не заметил промелькнувшего на лице Мэриан обиженного выражения, но Эмма не смогла удержаться от улыбки. Намеренно или нет, секунду назад он чуть не разозлил ее самое, но чувства Мэриан его, похоже, интересовали еще меньше. — Я полагаю, вы отдаете себе отчет в том, что Эмма не сможет принять участие в выставке в четверг, — холодно сказал он, закрепляя повязку булавкой. — Глупости! — резко ответила Мэриан, вдруг вспомнив, что она — мисс Миллз из Эрмина-Корт и что ветеринар в неменьшей степени, чем ее служащие, зависит от ее благосклонности. — Профессиональные хендлеры теперь уже все заняты, к тому же Флайт не станет слушаться никого другого. Если собака сможет быть готова к выставке, то не вижу причины, почему бы не быть готовой и Эмме. Макс это заявление не прокомментировал, но Эмма заметила, как его брови взлетели вверх, когда он потянулся за своим баулом. Вряд ли он стал бы выражать хозяйке неодобрение или высказывать упреки в присутствии ее подчиненной, вне зависимости от того, что он думает; впрочем, никогда невозможно предугадать, какова будет его реакция на изменчивое настроение Мэриан. Тем не менее она почувствовала себя лишней и сказала смущенно: — Если вы оба извините меня, то я пойду. Меня ждет работа. Спасибо, что посмотрели мою руку, мистер Грейнджер. — Не таскай вязанки соломы, Эмма, пусть тяжелую работу делает Айрин. Для начала можешь убрать здесь — это работа нетрудная, — сказала Мэриан, демонстрируя заботу. — Макс, пойдем в дом, выпьешь чего-нибудь, и ты, Эмма, тоже, когда закончишь тут. Я хочу поговорить с вами обоими насчет той суки, которую присмотрел для меня Доусон. — А затем, опережая возможный отказ, захлопала в ладоши и продолжила, прежде чем он успел ответить: — У меня появилась превосходная идея! Эта женщина живет неподалеку от Уилчестера, и, если Доусон устроит так, чтобы суку привезли на выставку, ты сможешь осмотреть ее там и при этом не спускать глаз с Флайта. Считай это деловым предложением, но будь и моим гостем тоже. Ведь у тебя будет выходной, правда? Его глаза смеялись. — Да, но у меня уже есть приглашение. — Чепуха! — весело воскликнула Мэриан. — От приглашения всегда можно отказаться. Просто скажи, что ты согласен, и я позвоню Фрэнку. — Но может статься, что ни собака, ни ее хендлер не будут в состоянии участвовать, — попытался он охладить ее пыл, очень ловко избежав, по мнению Эммы, прямого ответа, однако Мэриан эта неопределенность не устроила. — Глупости! — сказала она. — Я верю в тебя, Макс, и в Эмму тоже. Ну, так как насчет выпить? — Она уверенно продела свою руку под его локоть, приглашая его отбросить профессиональную сдержанность и стать более общительным, и тут же преобразилась в очаровательную светскую хозяйку. — Сегодня утром я видела в газетах имя твоего отца; речь шла о каком-то деле, по которому он выступал консультантом, — сказала Мэриан, когда они направились к дому. — Думаю, после его смерти ты унаследуешь его титул. — Слава Богу, нет! — воскликнул Макс. — Титул, который получил мой отец за компанию с кучей жокеев и футболистов, к счастью, лишь пожизненный и по наследству не передается. — О! — Разочарование Мэриан было настолько очевидным, что Эмма с трудом подавила улыбку. Глядя им вслед, она чувствовала, что понимает протест Макса против всего, чего добивался его отец. И то, что невеста бросила его, тоже, наверное, причинило ему боль. Он уверял ее, что все это давно забыто, но именно из-за этого он и стал тем, кем был, — неприступным, одиноким волком. Человеком, который способен противостоять тривиальным, но настойчивым требованиям общества, без которого он вполне мог обойтись. Возможно, возымело действие то, что ей без обиняков сказал Макс, а может быть, она почувствовала уколы совести, но последующие два дня Мэриан вела себя вполне прилично, и, когда Макс накануне выставки заехал осмотреть Флайта и дать свое заключение, ее, казалось, раздирали противоречивые чувства — беспокойства и упрямого желания сделать все по-своему, независимо от того, что он скажет. — Ты видишь? — торжествующе сказала она Максу, когда Эмма заставила собаку пробежать туда и обратно. — Никакого следа хромоты, он в наилучшей форме, так что нечего хмуриться. Он смотрел не на собаку, а на Эмму, отмечая про себя, под каким углом она держит поврежденную руку; на бегу она время от времени морщилась от боли. Но Макс улыбнулся Мэриан, которая смотрела на него с очаровательным доверием, и ответил лениво: — Мое мнение вряд ли будет иметь значение, раз вы все равно решили завтра ехать, разве не так? Ну что ж, собака, кажется, в полном порядке. Вам остается только надеяться, что он не захромает на ринге, и не обвиняйте меня, если он не выдержит всех препятствий, по которым проходят на соревнованиях овчарки. — Не буду, не буду. К тому же судья не собирается, слава Богу, заставлять нас бегать слишком много. — И тем не менее. Честно говоря, меня больше беспокоит хендлер, чем собака. — Эмма? Но у нее же практически зажила рука. Она говорит, что рана совершенно ее не беспокоит. В любом случае, укус был пустяковый, и ты напрасно устроил такую суету вокруг всего этого. Эмма, пойди сюда и скажи этому скептику, что с тобой все в порядке. У него, похоже, есть сомнения. Эмма передала поводок Флайта Айрин, довольная, что ноющая рука может наконец отдохнуть, но волновалась она не за себя. — Он в порядке, мистер Грейнджер? — спросила она. — Трудно сказать наверняка, когда сама ведешь собаку, но, когда утром его выводила Айрин, мне показалось, что все хорошо. — Мне тоже так кажется, а вот как насчет вас? Рука болит? — Нисколько, и потом, там будут иметь значение ноги, а не руки: надо будет бегать, а с ногами у меня все в порядке. — Да, это заметно. У вас прекрасные ноги, мисс Клей, — хмуро ответил Макс Грейнджер, а Мэриан, не заметившая, как он озорно подмигнул Эмме, рассмеялась ломким смешком. — Ну, Макс, перестань флиртовать с моими девушками, а то они Бог весть что подумают, — игриво упрекнула она его. — Она же сказала, что чувствует себя нормально, а ты главным образом занимаешься все-таки Флайтом. — Я также должен заняться и другой своей пациенткой, коль скоро уж я оказал ей первую помощь в качестве врача, так что, если тебе все равно, Мэриан, то я бы еще раз взглянул на ее руку. Может быть, мы пройдем в дом? — Макс говорил мягко, но в его голосе послышался намек на высокомерные нотки. Мэриан, очевидно, тоже их уловила, потому что слегка порозовела и поспешно сказала: — Ну конечно, как скажешь. Знаешь, ты можешь провести свое обследование в туалетной комнате на первом этаже, а я пока в кабинете организую что-нибудь выпить. Туалетная комната была просторной, богато устланной коврами, так же как и все остальные комнаты в доме, она была превосходно оборудована, но стульев там не было, и Эмма присела на крышку унитаза. Она улыбнулась Максу: — Вы не прибавляете нам обоим популярности, знаете ли. В вашу задачу входило дать «добро» на выступление Флайта, а не мое. — А если я не дам «добро», что тогда? — спросил он, одним быстрым движением снимая повязку. Эмма вскрикнула. — Это вряд ли понравится Мэриан, — сказала она, с интересом разглядывая шрам, похожий на тонкого розового червяка. — Насколько я могу судить, меня не послушаетесь ни вы, ни Мэриан. Вы, так же как и она, помешаны на этом чертовом дипломе. — Но по разным причинам. Вполне естественно, я хочу, чтобы Флайт получил этот титул, потому что считаю, что он достоин быть чемпионом, но, кроме того, это моя работа, за которую мне платят, и я не могу так просто от нее отказаться, даже если бы захотела. — У вас комплекс вины, Эмма Пенелопа? — мягко спросил он, и Эмма удивленно заморгала, уловив оттенок нежности в его голосе. — Я не понимаю, о чем вы говорите. — Думаю, что понимаете. Ну что ж, выглядит неплохо. Я сменю вам повязку, закреплю ее на сей раз лейкопластырем, так будет аккуратнее и менее громоздко — на тот случай, если вы все-таки, вопреки моим советам, приметесь скакать, как заяц, по рингу. Будь я вашим врачом, я бы определенно запретил вам это и рассчитывал бы на то, что к моему совету прислушаются. Но при нынешнем положении вещей моего авторитета недостаточно, чтобы победить ваше упрямство, правда, это поправимо со временем. — Со временем? — В будущем, при возможном изменении обстоятельств, принимая во внимание близкое соседство… с вами все в порядке, мисс Клей? Вы что-то побледнели. От его загадочных слов у Эммы слегка закружилась голова, но она постаралась улыбнуться и ответить ему в том же тоне: — Спасибо, все в порядке, мистер Грейнджер. Не пора ли вам присоединиться к Мэриан? — Вполне возможно. Вас ведь тоже приглашали, если помните. — Да, помню, но думаю, что не пойду. Поскольку Мэриан пригласила вас в кабинет, ей, очевидно, необходимо обсудить с вами деловые вопросы. — Вполне возможно, — снова повторил он, на этот раз несколько суше, — если обсуждение деловых вопросов равнозначно попытке меня уговорить. — Мне не кажется, что вас легко уговорить в вопросе, по которому у вас имеется собственное мнение, — медленно проговорила Эмма, сворачивая старую повязку. — Вы умеете противостоять. — Странные вещи вы говорите. Противостоять чему? — Ничему. Просто — противостоять. Я не могу объяснить это иначе. Он посмотрел на нее долгим взглядом — его глаза казались сейчас совсем синими, — но ничего не сказал, только улыбнулся очень ироничной улыбкой, осторожно провел пальцем по линии ее удивленно раскрывшихся губ и вышел в холл. До Эммы донесся довольный смех Мэриан из кабинета, потом туда вошел Грейнджер, закрыл за собой дверь, и дом погрузился в тишину. На другое утро они выехали рано. День, к сожалению, был прохладный, небо затянуто облаками, но сегодня Мэриан воздерживалась от ворчливых замечаний. Напротив, у нее было настолько хорошее настроение и такой сияющий и уверенный вид, что Эмма, припомнив детскую примету, суеверно скрестила пальцы, надеясь, что день не кончится слезами. Когда они подъезжали к Уилчестеру с его узкими улочками и высокими шпилями церквей, Мэриан снова занялась макияжем. — Как я выгляжу? — спросила она Эмму с таким воодушевленным видом, словно это было главной проблемой сегодняшнего дня. — Вы выглядите очаровательно, Мэриан, — вежливо ответила Эмма. — По тебе тоже незаметно, что ты волнуешься, но, мне кажется, с моей стороны было эгоистично заставлять тебя вести машину всю дорогу. Тебе надо хорошенько отдохнуть, прежде чем ты выйдешь на ринг, — сказала Мэриан, а Эмма едва удержалась, чтобы не спросить, кто же в таком случае должен отвести собаку в бокс, присмотреть за ней и заняться всей остальной выставочной процедурой. Она аккуратно припарковала машину на ближайшей стоянке, стараясь запомнить ее расположение среди других машин, с тем чтобы в случае необходимости можно было быстро уехать, и выпустила Флай-та поразмять лапы, пока она собирала весь необходимый инвентарь. Краем глаза она следила за собакой, пытаясь заметить какие-либо признаки слабости, но пес двигался уверенно, было похоже, что поездка не отразилась на его состоянии. Она прошла с Флайтом привычную процедуру ветеринарного контроля, отыскала бокс, где перед соревнованиями размещались овчарки, устроила Флайта на скамье, расстелив его подстилку и налив в миску воды, и теперь рассеянно поглядывала вокруг, когда ее окликнул знакомый голос. — Холли! — воскликнула девушка. В ее голосе прозвучала такая ностальгия, что старые глаза мисс Холлис проницательно прищурились, и в них появилось удивление и одновременно какое-то мрачноватое понимание. — Как ты? Ты привезла сюда Шепа? Кто твой хендлер? Ой, Холли, как я по тебе соскучилась! — болтала Эмма, а мисс Холлис задумчиво на нее смотрела. — Чувствую себя нормально, только вот эта моя хромая нога… Шепа сегодня показывает Спинк — только в одном классе, большего я себе позволить не могу, когда нанимаю профессионала. А ты, Эмма, выглядишь не очень хорошо, — сказала Холли, по обыкновению кратко и точно отвечая на вопросы Эммы и воздерживаясь от общих выводов. — Со мной все в порядке — просто немного задумалась. Это придает мне мрачный вид. — Что у тебя с рукой? — Ах, это — меня укусили, когда я разнимала Флайта с Сарацином, ничего страшного. Меня больше беспокоил Флайт, его тоже укусили, но с ним уже все в порядке. — Надо полагать, самоуверенная мисс Миллз рвется заполучить диплом, ну что ж, при прочих равных возможностях у вас есть все шансы. Мне говорили, что Доусон хотел его купить для какого-то американца за совершенно баснословную цену. Она собирается его продавать? Эмма слегка побледнела и обняла пса, словно пытаясь защитить его; можно было подумать, будто сама Холли хотела отнять его у нее. — Быть не может! — горячо воскликнула она. — Она просто помешалась на том, чтобы он получил новый титул, потом собирается выставлять его в феврале в Крафтсе и мечтает, чтобы он получил высший титул чемпиона. Если нам повезет, то это вполне реально. Он просто сказка. Откуда эта болтовня про Доусона? — Знаешь, ходят слухи. Они в большой дружбе, не так ли? Возможно, Доусон делает ставку на то, что, если собака проиграет, предложение о продаже может оказаться весьма заманчивым. Насколько всем известно, Мэриан Миллз не из тех, кто долго ждет успеха, а Доусон как раз сегодня судит боксеров, так что он будет тут как тут с наличными. — Я знаю. Они встречаются с Мэриан после выставки, потому что он устроил так, что суку, которую он для нее присмотрел, привезут на выставку для ветеринарного осмотра. — Вне всякого сомнения, он рассчитывает на двойные комиссионные, которые сами просятся к нему в карман. Он и на Шепа поглядывает — возможно, по просьбе этой настырной мисс Миллз, поскольку ей самой я уже отказала. Эмма осталась с Флайтом в душном павильоне, просматривая каталог, стараясь взвесить его шансы против тех собак, которые были заявлены для участия в выставке, и досадуя на себя за то, что дала волю нервам. Не в ее правилах было сомневаться в своих способностях хендлера, но замечание Холли выбило ее из колеи, рука еще давала о себе знать плюс сказывалось время, проведенное за рулем, к тому же голова у нее начинала болеть от шума вокруг, и» когда Мэриан привела Макса еще раз осмотреть Флайта, она с неудовольствием почувствовала, что краска заливает ей лицо. Отвязав собаку от скамьи, Эмма вывела ее на тренировочную площадку, чтобы пес мог пробежаться, коротко ответила на вопросы Макса, испытывая одинаково неуютное чувство как от его внимательного взгляда, так и от самодовольной улыбочки Мэриан. — У вас самой неважный вид, — сказал Макс, когда она вернула собаку на скамью и пристегнула цепь к ошейнику. — Рука болит? — В самом деле, дорогая? — сказала Мэриан, глядя на нее бархатным, полным сострадания взглядом широко раскрытых глаз. — Мне кажется, я поступила так неразумно, Макс, позволив ей, бедняжке, вести машину большую часть пути, но ей так нравится посидеть за рулем хорошей машины, когда предоставляется возможность, не так ли, Эмма? — Было бы гораздо разумнее на этот раз ограничиться тем, чтобы предоставить ей вести собаку, — привычно сухо ответил он, но посмотрел на Мэриан столь снисходительно, что Эмма не сомневалась — Мэриан считает себя слишком неотразимой, чтобы воспринимать его упреки всерьез. — Да, я была ужасной эгоисткой, — признала Мэриан, слегка надув губки, и взяла его под руку. — Мы собирались зайти в бар, выпить чего-нибудь перед ленчем. Эмма, пойдем с нами. — Нет, спасибо, — ответила Эмма. — Я останусь с Флайтом. — Он не станет ревновать вас к нам, если вы составите нам компанию на полчасика, — улыбаясь, сказал Макс, но ее ответ прозвучал резче, чем ей того хотелось: — Вполне возможно, но, боюсь, я предпочитаю его общество. Она увидела, как у него поползли вверх брови, и услышала прохладно-вежливый ответ, когда он отвернулся, собираясь уходить: — Если вы так настроены, то не станем настаивать. Пойдем, Мэриан, попытаемся пробиться сквозь эту толпу. Эмме хотелось заплакать. Если Макс так же, как и Мэриан, считает, что она за ним бегает, то ее сегодняшнее по-детски грубое поведение должно убедить его в обратном, и в любом случае ее отсутствие оставляло широкие перспективы для язвительных замечаний в ее адрес. Она прекрасно представляла себе, как Мэриан расположится в баре и примется шутливо извиняться за свою неотесанную сотрудницу, которой вскружило голову слишком пристальное внимание. Однако чуть позднее, проходя привычные этапы процедуры, она с удивлением обнаружила, что совершенно забыла о своих чувствах. Она смутно сознавала, что где-то рядом находится Макс, который профессиональным взглядом провожает каждое движение Флайта, когда они вышли на ринг; что рядом с Максом стоит Мэриан, в нервном возбуждении сжимая его руку; но остальное Эмма помнила очень смутно, и даже то, что они оказались первыми в своем классе и их объявили победителями, она осознала только тогда, когда услышала бурные аплодисменты зрителей. Мэриан уже пролезла под заградительные канаты, целовала ее, время от времени взвизгивая от восторга и отпуская экстравагантные комплименты. Эмма быстро передала ей поводок, оставив Мэриан пожинать славу, не считая себя обязанной оставаться в центре внимания, и присела на скамью, ощущая головокружение и чувствуя, что рука горит и ноет. Дождь, собиравшийся с самого утра, начал падать крупными каплями, едва закончились соревнования. Небо прочертили первые молнии. — Лучше оказаться под крышей, прежде чем разразится гроза, — услышала она голос Макса рядом с собой и, увидев, что Мэриан все еще стоит посреди ринга, окруженная толпой доброжелателей, поняла, что он обращается к ней. — Думаете, дождь будет сильный? — несколько отчужденно спросила она, подняв на него глаза, а он взял ее под руку, осторожно помогая подняться на ноги. — Мне кажется, будет гроза. Вы неважно себя чувствуете, да? Я должен был вчера настоять на том, чтобы вас оставили дома. Она посмотрела на него более осмысленным взглядом и подумала, что его сострадание продиктовано, скорее всего, просто профессиональным долгом, к тому же он знал, что был прав, поскольку смотрел сейчас на нее с тем же медицинским интересом, с каким осматривал Флайта. — Ничего со мной не случилось. Я просто выполняю свою работу и не лезу в чужие дела, — ответила она, с неохотой преодолевая свое расслабленное состояние, и увидела, как Макс нахмурился. Глава 8 Эмма добралась до шатра, в котором размещался бокс для собак, когда гроза уже началась, и, к счастью, успела отвести Флайта на место и привязать его. Буквально через несколько минут в шатер набилось столько народа, что очень скоро стало совершенно невозможно провести собаку к месту, без того чтобы кто-нибудь на нее не наступил. Эмма подумала, что это, наверное, один из тех внезапных ураганов, о которых она время от времени читала, но самой ей никогда еще не приходилось слышать столь яростных завываний ветра. Люди все прибывали и прибывали, толпа становилась плотнее, и Эмма, ухитрившаяся притиснуться к скамье, на которой сидела собака, чтобы ей не наступили на ноги, почувствовала первые признаки беспокойства, и это беспокойство явно разделял мужчина, занимавший место рядом с ней. — Это просто кошмар! — сквозь шум прокричал он ей. — Если этих идиотов набьется сюда еще, трибуны не выдержат, и держу пари, что и сам шатер тоже не устоит. Почти одновременно с его словами раздался треск ломающегося дерева — это была одна из опор, грозившая рухнуть, — раздался женский визг, и через мгновение все вокруг превратилось в ад кромешный. Подумать о себе Эмма не успела, потому что, Флайт, перепугавшись, запутался лапой в цепи и в ужасе пытался освободиться; внезапно почувствовав обжигающую боль в руке, девушка поняла, что у нее разошлись швы. В ту же минуту канаты, сдерживавшие поток людей, теперь пытающихся выбраться наружу, оторвались от опоры, освободившееся полотно шатра подняло ветром, ничем не сдерживаемая опора распалась надвое и рухнула, завалив край шатра. Происходившее в последующие несколько минут было столь ужасно, что Эмма впоследствии едва могла поверить, что прошло всего пять минут до того, как на место прибыли сотрудники «Скорой помощи» из госпиталя Святого Иоанна, занявшиеся пострадавшими, которых, к счастью, оказалось немного. Но по мере того как шатер быстро пустел, сложностей у самой Эммы только прибавлялось, потому что не оставалось никого, кто мог бы помочь ей вытащить Флайта, который так плотно намотал на себя цепь, что не мог даже пошевелиться, и сидел, скорчившись, прижав уши, глядя вокруг дикими глазами. Эмма старалась изо всех сил, рискуя, что перепуганный пес может в любую минуту ее укусить, но лишь туже затягивала цепь, пытаясь добраться до застежки на ошейнике. Скамьи рядом с ней были уже пусты. Без посторонней помощи она ничего не сделает. Чтобы позвать кого-нибудь, ей надо было оставить собаку одну, надеясь, что пес слишком крепко запутался, чтобы пытаться высвободиться самому и нанести себе новую травму. Эмма начала пробираться сквозь редеющую толпу в поисках кого-нибудь, кто не был бы занят своей собственной собакой, и вдруг увидела Макса, который внимательно осматривал скамьи для собак и время от времени останавливался и о чем-то расспрашивал встречных. В следующий момент толпа плотно прижала ее к нему, и Эмма почувствовала, что подхватившие ее руки слегка дрожат. — Слава Богу, я вас нашел! — сказал он. — С вами все в порядке? Вы не ранены? — Нет, со мной все в порядке, но я беспокоюсь за Флайта. Он запутался в цепи, и я не могу его освободить, — сказала она и расплакалась. — Ничего, я его вызволю. Где он? — спросил Макс и добавил, когда они вернулись к скамье Флайта: — Я забыл номер вашего места и решил, что вы там, под этой грудой полотна. Я вытаскивал людей, думая найти вас. — К-какая смешная прич-чина — чтобы в-вытас-кивать людей, я хочу сказать, — проговорила она, и в голосе ее послышался истерический смех вперемешку со слезами, но он бросил на нее резкий взгляд и так же резко хлопнул ее по щеке. — Не сомневаюсь, это очень смешно, но оставьте свой юмор на потом, — сказал он, а она провела рукой по своей щеке и с удивлением обнаружила, что она мокрая от слез, и тут же пришла в себя. — Я не заметила, что плачу, — сказала она. — Извините меня, Макс, что я вела себя так глупо. — Это вы меня извините, я был слишком груб. Ну а теперь давайте поможем Флайту и вытащим его отсюда. Господи, какие только неудобства не согласны претерпеть маньяки от собаководства ради какого-то никому не нужного кусочка картона! — Мэриан, должно быть, страшно волнуется, — сказала Эмма. — Мэриан сейчас утешает бесценный друг Доусон в баре, и она, возможно, и не подозревает об этих тривиальных событиях. — Тривиальных? — В некотором роде да. Я и сам знал, что завалится именно шатер с овчарками, пока не пошел выяснять. Комитет выставки не видит причин для прекращения деятельности, в барах жизнь бьет ключом, так что, согласно традиции, выставка продолжает свою работу. А теперь постарайся отвлечь внимание нашего приятеля, пока я попытаюсь применить грубую силу. Эмме показалось, что прошла целая вечность, но наконец собака была свободна. Пес тут же сел и принялся лизать поврежденную переднюю лапу. Рана конечно же открылась, и Макс осторожно ее осмотрел, посетовав, что, поскольку он сейчас не на службе, при нем нет его саквояжа. — Надо найти дежурного ветеринара и быстренько это заштопать, — сказал он и тут же увидел, что из руки Эммы на собачью подстилку капает кровь. — Так вы все-таки ранены! — воскликнул он. — Какого черта вы молчали, когда я вас об этом спрашивал? Снова проявляете ненужный героизм, надо полагать, бросились спасать упавших. — Мне кажется, просто разошлись швы, вот и все, — тихо сказала она. — Не понимаю, отчего вы все время обвиняете меня в проявлении излишнего героизма, мистер Грейнджер. Ведь это вы, а не я, бросились спасать людей. Невольная улыбка, тронувшая его губы, исчезла, но веселый огонек в глазах не погас. — Когда вы начинаете называть меня по фамилии, это верный признак вашего неудовольствия, Эмма Пенелопа, — сказал он, приподнимая угол пропитавшейся кровью повязки и заглядывая под нее, — а если вы собираетесь уличать меня в излишнем героизме, то вам бы лучше помолчать. К счастью, там не случилось ничего серьезного — несколько синяков, несколько порезов, небольшой приступ истерии, но могло быть значительно хуже. — Все и так хуже некуда, — довольно язвительно ответила Эмма, и на минуту в его глазах появилось суровое выражение, и лицо его напряглось. — Да, — сказал он, вдруг коснувшись пальцем ее лба и разглаживая на нем морщинку, — для вас, когда вы остались здесь одна, это действительно, должно быть, было ужасно. Извините меня, Эмма, если я показался вам слишком бесцеремонным. Мне тоже пришлось поволноваться. А теперь, если вы останетесь здесь с собакой, я пойду разыщу ветеринара и, если удастся, врача. Гроза почти кончилась, и этот край шатра вполне безопасен. Рабочие уже занялись починкой. — А зачем врач? — Боюсь, вам необходимо снова наложить швы. И на этот раз мы сделаем все так, как полагается. Я скоро вернусь. Оставшись одна в почти опустевшем шатре, Эмма почувствовала себя маленькой и потерянной. Какое неподходящее время для того, чтобы копаться в своих чувствах и обнаружить правду, какой бы неприятной она ни была. Тот момент, когда Макс нашел ее и она ощутила, как дрожат у него руки, казался слишком реальным и чересчур откровенным, чтобы за ним можно было усмотреть нечто большее, чем просто обеспокоенность человека за судьбу своей знакомой. И все же если, несмотря на очевидность такого объяснения, ей захочется отказаться от него, правду в конце концов все равно придется признать, и эта правда тяготила ее и делала такой беззащитной… Эмма решительно переключила внимание на пса, удивляясь себе — как это она могла забыть о нем и предаться бесплодному копанию в собственной душе. Пес все еще дрожал, но ужас исчез из его глаз, он лизал Эмме лицо с тем выражением, которое бывало у него, когда он чувствовал себя виноватым, и примирительным жестом протянул ей лапу. — Бедный ты мой, бессловесный дурашка… разве ты не знаешь, что ты ни в чем не виноват? — сказала она, готовая снова расплакаться, и он самодовольно показал зубы и от дружеских чувств обслюнявил ей юбку. Макс вернулся один с наскоро собранным набором бинтов. Перевязав лапу псу, он наложил временную повязку Эмме — только чтобы дойти до палатки первой медицинской помощи, развернутой госпиталем Святого Иоанна. — Лучше подождать немного, пока рассосется очередь и они смогут заняться вами без спешки, — сказал он. — А пока можем воспользоваться привилегиями Доусона и расположиться поудобнее на местах, отведенных для судейской коллегии. Давайте-ка посмотрим сможет ли наш друг наступить на лапу. С этими словами он осторожно снял пса со скамьи и вывел его из шатра. Эмма, следовавшая за ними по пятам, с удивлением обнаружила, что дождь кончился, ветер утих и лучи солнца пытаются пробиться сквозь облака. Судьи готовы были возобновить работу, и Эмма слышала, как помощники называют номера участников, а диктор произносит обычный набор объявлений. Это внезапное возвращение в нормальный мир заставило Эмму вспомнить о своих обязанностях, и ее мысли автоматически встали на место. Предстояла еще борьба за звание лучшего в породе, а если повезет — то еще и в открытом классе, а может быть, даже и за звание лучшего на выставке… Привычные мысли настолько сильно овладели ею, что она даже не осознавала, насколько абсурдными должны были казаться Максу ее сбивчивые объяснения; вдруг она заметила, что он смотрит на нее с каким-то озадаченным выражением лица. — Деточка! Эта собака сегодня уже не сможет выйти на ринг. Он же безнадежно хромает — посмотрите сами, — сказал он и провел перед ней Флайта. Он был прав. Пес не только хромал, но и трусливо поджимал хвост, шарахаясь от прохожих, что взволновало Эмму гораздо больше. — Если это скажется на его темпераменте, Мэриан его вышвырнет, — уныло сказала Эмма. — Она говорила, что он и так был пугливым, когда она его покупала, и потом отношения между ними так и не наладились. — Ну, от того, что он будет болтаться здесь, лучше не станет. Покажите его здешнему ветеринару, пусть он его освидетельствует и напишет, что собака не в состоянии принимать участие в дальнейших соревнованиях, тогда вы сможете уехать пораньше, — сказал Макс, и в ту же минуту к ним подлетела Мэриан, размахивая руками и всем своим видом демонстрируя обеспокоенность. — Ради Бога, Эмма! Ты могла бы иметь совесть и сказать, что с Флайтом все в порядке! Я как узнала, что завалился шатер, в котором размещались овчарки, просто места себе не нахожу от волнения! — воскликнула она. Вид у нее действительно был взволнованный, но Эмма подозревала, что главная причина вовсе не в беспокойстве за собаку, а в том, что был поставлен под угрозу запланированный на сегодняшний день триумф. — Боюсь, что с собакой не все в порядке, — ответила Эмма, стараясь, чтобы ее голос звучал сочувственно. — Он запутался лапой в цепи и захромал. Краска гнева мгновенно залила лицо Мэриан, и ее взгляд утратил бархатную мягкость. — Запутался в цепи? Что ты хочешь этим сказать? Тебя что, не было рядом? — резко спросила она, не заметив перевязанную лапу собаки. — Конечно, я была рядом. Но моих сил было недостаточно. Нам пришлось в конце концов разрезать ошейник. — Нам? — Мэриан, казалось, только сейчас заметила Макса и прикусила губу, без особого успеха пытаясь убрать из своих интонаций оттенок презрительности, когда продолжила: — Так, понятно. Ты, стало быть, убедила Макса составить тебе компанию. А мы-то с Фрэнком ломали голову, куда ты делся, Макс. — Он взял на себя труд прийти и удостовериться, все ли с нами в порядке, — резко сказала Эмма, и Мэриан снова покраснела и посмотрела долгим взглядом на Макса, но тот ничего не сказал. Эмма, возмущенная как эгоизмом Мэриан, так и отсутствием поддержки со стороны Макса, нетерпеливо воскликнула: — Ради Бога, Мэриан! На сегодня уже достаточно, мы вполне можем уехать. Ветеринар осмотрит собаку и отпустит нас. — Ты что, с ума сошла? Мы же не можем пропустить соревнования в отдельных классах, не говоря уже о том, что мы претендуем на титул «Лучший на выставке» — все говорят, что он у нас уже в кармане! — Собака хромает, — тихо сказал Макс. — Если ты будешь благоразумна, Мэриан, то отвезешь Флайта домой, ему надо отдохнуть и восстановить нервную систему. Он испытал довольно серьезное потрясение. — Ты хочешь сказать, что он опять стал пугливым? Мне показалось, что он поджимает хвост, когда я шла к вам сюда. В самом деле, Эмма, если тебе нельзя доверить ценное животное на каких-нибудь пять минут, то лучше… — То лучше мне убраться? — спокойно досказала Эмма, забыв наконец об осторожности. Макс продолжал хранить молчание, а Мэриан, уловив загадочное выражение его лица, поспешно сказала: — Нет, я, конечно, не имела этого в виду. Я просто расстроена. У меня были большие надежды на Флайта. Мы могли бы получить звание лучшего на выставке. Все по нему просто с ума сходят. Макс, неужели ты не можешь что-нибудь сделать? Ну, сделай ему какой-нибудь укол, залатай его как-нибудь, приведи его в порядок. Когда Макс заговорил, его голос зазвучал так, словно он терпеливо втолковывал что-то неразумному ребенку, но Эмма, уловив знакомую нотку, поняла, что дольше спорить он не намерен и терпение его истощается. — Нет, не могу, — твердо сказал он. — Даже если бы мне удалось замаскировать это повреждение, мы нанесем собаке непоправимый вред, если заставим перегружать больную лапу, и последнее — по счету, но не по значению, — ваш хендлер не в состоянии больше сегодня бегать по рингу. Секунду казалось, что эти слова отрезвили Мэриан, но затем она произнесла ехидно: — Ерунда! С Эммой не произошло ничего такого, что нельзя было бы в пять минут вылечить, уделив ей немного внимания. Ты забыл, Макс, что ты здесь мой гость, а не нянька при моих служащих. Лицо Макса застыло, и даже Мэриан вдруг потеряла свой апломб и засуетилась, прежде чем услышала его ответ. — Тот факт, что я принял ваше приглашение на ленч и билет на выставку и формально являюсь вашим гостем, до сего времени удерживал меня от некоторых замечаний, но позволю себе напомнить, что, помимо всего прочего, я здесь нахожусь по делу, по вашей же просьбе, и это вряд ли дает мне право отказывать в элементарном участии человеку, который на вас работает, — ледяным тоном произнес он. — Ты, конечно, прав, — сказала Мэриан, быстро сориентировавшись и прибегая к своему неизменному очарованию. Она натянуто улыбнулась им обоим, как бы извиняясь. — Глупо, что я расстроилась, но мне так хотелось выиграть сегодня все возможные призы. Это просто ужасное разочарование. — Ну, завтра тоже будет день. Ты получила свой драгоценный диплом, и еще настанет время для нового триумфа, — сказал Макс, слегка оттаяв, и она подарила ему кроткую улыбку прощения. — Да, я должна вести себя хорошо, правда? Бедняжка Флайт… мой бедный, красивый ангелочек… — сказала она, внезапно вспомнив о собаке и опускаясь рядом с ней на колени, всем своим видом демонстрируя сочувствие, но пес мгновенно отскочил от нее и спрятался за Эмму. — Не очень-то любезно со стороны моей собственной собаки. Он меня никогда не любил, а Эмма, конечно, этим воспользовалась, — сказала Мэриан совсем другим тоном, поднимаясь и раздраженно отряхивая с платья влажную траву. — Но все равно, Макс, мы не можем уехать. Ты же сам сказал, что ты здесь по делу. Я собираюсь купить ту суку, а мы не сможем заняться этим до тех пор, пока Фрэнк не закончит судить. — На самом деле я здесь исключительно для того, чтобы присматривать за Эммой, которой совершенно не следовало сюда приезжать. — Макс произнес эти слова так тихо и мягко, что Мэриан, так же как и Эмма, решила, что ослышалась; потом она вспыхнула и ответила, стараясь, чтобы ее слова прозвучали легкомысленно и игриво: — Как нехорошо, Макс! Я-то знаю, что тебе нравится время от времени дразнить людей, но бедняжка Эмма может воспринять твои слова всерьез, а это вряд ли справедливо. Пойдемте, посидим у ринга боксеров. Тогда мы сможем заполучить Фрэнка сразу же, как только он закончит. — Это не только нехорошо, но и просто нечестно. Это неправда, — сказала Эмма Максу, собираясь последовать за Мэриан. — Откуда вы знаете? Вы не очень-то жалуете тех, кто желает вам добра, Эмма Пенелопа. — Голос Макса, шедшего рядом, звучал все еще тихо и мягко, но ей показалось, что она различила знакомую нотку осуждения в его голосе, и, будучи расстроена и самим происшествием, и его последствиями, девушка выпалила первое, что пришло ей в голову: — Жизнь научила меня не жаловать доброжелателей. Разве Мэриан не предупреждала вас, что мне легко вскружить голову? — Вы всегда играете в открытую. Помню, как вы нападали на меня в самом начале нашего знакомства. Но тем не менее вы, похоже, не всегда столь непоколебимы, пока не начинаете задирать нос, — сказал Макс, а перед ней промелькнула ясная картина того вечера в Плоуверс-Фарм, когда он так неожиданно обнял ее и так же неожиданно заронил первые семена нежности в ее сердце. Ей снова захотелось заплакать. — У любого человека есть право экспериментировать со своими собственными чувствами, — сказала она, рассчитывая слегка сбить с него спесь. — Как знать, нравится ли кому-то, когда его целуют, если никогда раньше не пробовал? — Совершенно справедливо. А вам? — Что мне? — Вам понравилось, когда вас целуют, то есть, я хочу сказать, когда я вас целую? Теперь она ясно видела, что он над ней смеется, решив, к своему облегчению, что у нее самой намерения были куда более серьезные, чем у него, и ей удалось ответить легко и беззаботно: — Я уже не помню. Потом она с сожалением вспоминала, что эффектная концовка не удалась: в этот момент Эмма зацепилась ногой за поводок Флайта, чуть не упала, и Максу ничего другого не оставалось, как поддержать ее, а когда он поставил ее на ноги и распутал поводок, то отпустил не сразу. — Не думаю, дорогая моя, что вы забыли, это во-первых, а во-вторых, не думаю, чтобы у вас хватило здравого смысла ставить подобные эксперименты, — мягко сказал он, и Эмма поспешно отвела взгляд — прежде, чем он мог бы прочесть в них правдивый ответ. Нет, она ничего не забыла, она должна была признаться в этом себе самой, хотя ей этого очень не хотелось. «Надо же — какая судьба, — мрачно подумала она. — Первая любовь и такая странная». — Я же вам говорила прежде, что я не особенно здравомыслящий человек. — Это было все, что она смогла сказать, надеясь, что ответ прозвучит достаточно туманно, чтобы его можно было истолковать как угодно. — Я тоже так думаю, — ответил он, и в голосе его зазвучал смех, — и, раз уж на то пошло, у меня сейчас здравого смысла тоже не намного больше. Мне давно пора отвести вас к врачу, вместо того чтобы болтаться по выставке и нести всякий вздор, между тем как рука у вас, чего доброго, распухнет. Пойдемте посмотрим, не убавилось ли работы у этих ребят из «Скорой помощи». К тому времени, как Эмме обработали руку и она выпила по настоянию Макса чашку крепкого чая, судейство в классе боксеров закончилось, и Мэриан с нетерпением ожидала у края ринга, пока Доусон разбирался с длинной очередью менее удачливых участников, жаждавших услышать его мнение относительно их собак. — Где вас обоих носило? — сердито спросила Мэриан. — Я думала, что вы идете со мной по рингу. — Сначала надо было показать Эмму врачу, — сказал Макс, а Мэриан бросила на него недоверчивый взгляд. — Ну конечно, — отрезала она. — Я попытаюсь спасти Фрэнка от этих надоедливых новичков, а потом мы можем пойти посмотреть суку. Доусона, однако, поторопить не удалось. Он решительно отмахнулся от Мэриан. Когда он наконец освободился и подошел к ним, то лишь затем, чтобы сказать, что собаку можно будет посмотреть только через час или даже позже, поскольку сегодня ее не выставляют и хозяйка приурочила свой приезд ко времени закрытия выставки. Он выразил Эмме соболезнование по поводу случившегося, оценивающим взглядом посмотрел на забинтованную лапу Флайта и предложил отправиться в клубный бар, чтобы убить время. — Да, давайте пойдем и утопим все наши печали, — фыркнула Мэриан. — Просто ужасно, Фрэнк, что Флайт захромал, и именно на выставке. — Да, обидно. Но это не меняет твоих планов относительно продажи, полагаю? — спросил Доусон, бросив на нее взгляд, в котором промелькнул алчный огонек. — Ну-у-у, а какую цену ты мне предложишь? — Очень заманчивую, как я уже говорил, при условии, конечно, что с ним все будет в порядке. Как вы считаете, нога у него заживет как следует, Грейнджер? — Не вижу причины, почему бы и нет, но сегодняшнее происшествие не может на нем не сказаться, — коротко ответил Макс, а Мэриан ехидно прокомментировала: — Этого бы никогда не случилось, если бы Эмма внимательно относилась к своей работе. На него же не упал шатер, он просто запутался в цепи. — Нельзя винить в этом бедную девочку, — сказал Доусон, и в его глазах появился злорадный блеск. — Может быть, она была занята чем-то другим. — Он бросил на Макса быстрый, проницательный взгляд, и по его лицу побежали игривые морщинки от едва сдерживаемого смеха. Но Мэриан это замечание показалось чересчур близким к истине, и она ответила слишком поспешно: — Очень может быть. Эмма, надо вам сказать, чересчур впечатлительна. Наступила короткая и неловкая пауза; Эмма почувствовала, как кровь приливает к ее лицу, а Доусон проговорил, игриво грозя пальцем: — Подобные замечания, моя дорогая, следует делать наедине, а не то вас могут неправильно понять. А теперь предлагаю всем пройти в бар, там мы можем перемывать косточки и судьям, и участникам сколько душе угодно. Это ведь самое приятное, что бывает в конце выставки, не так ли? Теперь настала очередь Мэриан покраснеть, и Эмма, хотя и знала, что Доусону доставляет удовольствие устраивать мелкие пакости, сейчас была благодарна за его вмешательство. Однако услышать возражения от Макса она не ожидала. — Эмме необходимо ехать домой, с нее на сегодня хватит, да и собаке тоже, — отрезал он. — Я бы посоветовал вам отправиться сейчас же, Мэриан. Я вполне могу остаться и осмотреть эту суку, когда ее привезут. — Да, конечно, только… мы же договорились… я хотела доставить всем удовольствие. По-моему, глупо проделать такой путь и не остаться еще на часок. А кроме того, я хочу немного развлечься — в качестве компенсации за неудачу с Флайтом. — Мэриан снова преобразилась в маленькую девочку. Она переводила взгляд с одного мужчины на другого, и в ее глазах читалась детская просьба быть снисходительными к ее капризам. — Тогда предлагаю простую альтернативу, — быстро сказал Макс. — Эмма вместе с собакой могут уехать со мной сейчас же, а кто-нибудь из ветеринаров может дать свое заключение по поводу вашей суки. Совершенно безразлично, какой ветеринар подпишет свидетельство, если его квалификация это позволяет. — Но я же хотела, чтобы это был именно ты! Может быть, Эмма возьмет твою машину, тогда ты можешь остаться, а я тебя потом отвезу? Ну конечно! Отличное решение. Как это мы не подумали об этом раньше? — сказала Мэриан, но ее потрясающая самоуверенность была поколеблена, когда Макс ответил с плохо скрываемым раздражением: — Эмма не в состоянии вести машину, к тому же я не позволю садиться за руль моей машины кому попало. Если ты хочешь остаться с Доусоном, единственное, что я могу сделать, — это избавить тебя от твоей служащей и от собаки, предоставив тебе возможность вернуться, когда заблагорассудится. — Послушайте! Если дело во мне, то я могу и сама добраться поездом. Пожалуй, так будет даже лучше! — воскликнула Эмма, опрометчиво обратив общее внимание на себя, а Макс холодно на нее посмотрел. — Не говорите глупостей! — отрезал он. — Это будет кошмар, а не поезд. Можете ехать на заднем сиденье вместе с псом, если предпочитаете его общество моему, как вы уже намекали. — Хорошо, — сказала Эмма, вдруг почувствовав, что этот нелепый спор окончательно утомил ее, и, хотя она была рада, что ее наконец оставили в покое, выражение лица Макса не сулило приятной дороги. Мэриан уже тянула Макса за собой в сторону, сказав, что она хотела бы переговорить с ним о Флайте, прежде чем он уедет, и Эмма осталась наедине с Доусоном, который рассматривал ее с озорным любопытством. — Ну что же, эту маленькую проблему решили если не ко всеобщему удовольствию, то, по крайней мере, к моему, — сказал он. — Наш великолепный ветеринар, по-моему, слегка обижен твоим нежеланием принять его предложение подвезти тебя. — Он был обижен тем, что Мэриан оставила его ради вас, — парировала Эмма, прекрасно знавшая его умение любое дело поворачивать в свою пользу. — Вряд ли можно ожидать от него особого энтузиазма после того, как он потратил столько времени ради ее удовольствия. — Неужели ты так ничего и не поняла в мужчинах с того времени, когда зеленой девчонкой работала у меня? — мягко спросил он. Глядя в его узкое, неопределенного возраста лицо, она вдруг почувствовала, что больше не испытывает к нему ни неприязни, ни недоверия, и просто ответила: — Может быть, и нет; но, по крайней мере, я узнала о них достаточно, чтобы не повторять больше своих ошибок. — Ну, не важно, — сказал Доусон. — Я только хочу пожелать тебе удачи. И постарайся хорошенько использовать эту свою дорогу домой, если, конечно, твое сердечко имеет к этому хоть какое-то отношение. Ты на меня не сердишься? — Не сержусь, — ответила она и, к своему удивлению, поняла, что сказала правду. Он был тщеславен, самодоволен и часто неразборчив в средствах, но в нем все-таки было что-то привлекательное. — Ну, тогда еще раз — удачи тебе… — Он вдруг наклонился и поцеловал ее. — Ты ведь не станешь держать на меня зла за это, ради нашего старого знакомства, правда? В этот момент Мэриан повернулась, и хотя то, что она увидела, ей не особенно понравилось, это дало ей возможность подкрепить свои обвинения. — Очень плохо, — сказала она Максу, выслушав заключение о состоянии Флайта с надлежащей долей обеспокоенности в голосе. — Если бы Эмма вела себя поумнее, ничего бы не случилось. — Она вряд ли могла бы предотвратить грозу и падение шатра, — довольно сухо заметил он. — Конечно нет, но она могла бы успокоить Флайта, если бы занималась своим делом как следует. Были и другие случаи — эта оплошность с калиткой, то, как она намеренно настраивает Флайта против меня. Я могу рассказать о тысяче и одной неприятности, которые она мне доставила… Она слишком много о себе воображает, делая ставку на репутацию своего отца, и я просто возмущена. По какому праву моя собственная сотрудница обращается со мной так, словно я совершенно ничего не понимаю… — Зачем же в таком случае держать такую работницу? — бесстрастно спросил Макс. — Если вы не удовлетворены ее работой, есть очень простое решение. Она неуверенно посмотрела на него, прекрасно сознавая, что все ее жалобы действительно продиктованы скорее разочарованием по поводу событий сегодняшнего дня, чем обидой на Эмму, и ответила, недовольно надув губы: — Я подумала об этом, но Фрэнк не позволит мне этого сделать, — сказала она и с удивлением увидела, как взорвался Макс. — Доусон не позволит тебе?! — воскликнул он. — Ради всего святого, какое он имеет право диктовать тебе, кого принимать на работу? У нее на щеках появились ямочки, и она, довольная тем, что совершенно случайно разбудила в нем искру ревности, с наигранной скромностью ответила, глядя на него широко раскрытыми глазами: — Видишь ли, Фрэнк помогает мне советами. Он говорит, что я неверно начала и что сделаю очень большую глупость, если расстанусь с Эммой. Он очень уважает ее таланты собаковода, пусть даже она в свое время восприняла его интерес к своей персоне слишком серьезно, а я уважаю его мнение. — Его мнение, возможно, совпадает с его интересами. Возможно, он преследует свои цели, время от времени давая подходящий совет, — сказал Макс, глядя через плечо Мэриан, и, обернувшись, она увидела, как Доусон порывисто обнял Эмму, и та, похоже, ничего не имела против. Мэриан почувствовала, как у нее загорелись щеки, поняв истинную причину недовольства Макса, но быстро перехватила инициативу. — Возможно, ты прав, — сказала она, улыбнувшись Доусону и Эмме. — Боюсь, что Эмма слишком уверовала в силу своего очарования, во всяком случае, это объясняет ее нежелание ехать с тобой, не так ли? В конце концов, она ведь в свое время работала у Фрэнка, а он все еще очень привлекательный мужчина… Дорога домой, как и предсказывал Макс, действительно оказалась безрадостной. Попытки Эммы завязать разговор наталкивались на такую ледяную вежливость, что вскоре она замолчала, забившись в угол машины и стараясь отодвинуться от Грейнджера как можно дальше. Эмма смотрела на профиль мужчины, тщетно пытаясь проникнуть в его мысли. — Нечего злиться, что я попыталась сделать все, чтобы не нарушить планы Мэриан. В конце концов, мне платят за то, чтобы я выполняла распоряжения и считалась с мнением хозяйки, — сказала она, делая последнюю попытку установить с ним контакт, но его довольно едкий ответ ее не воодушевил. — Я, должно быть, неверно истолковал ваши добрые намерения. Ваши возражения удивили меня больше, чем ваша предупредительность. — Не понимаю, что вы имеете в виду. — Неужели? Вы совершенно ясно дали понять, что не хотите возвращаться домой со мной. На что вы рассчитывали? На возможность возобновить прежние отношения с Доусоном? — Как вы могли подумать такое?! Я знаю, Мэриан кое на что намекала, но это все выдумки Доусона, он вбил ей это в голову потому, что его самолюбие было задето, но вы не имеете права думать, что… — Не имею права? — перебил он ее, подыскивая нужное слово. — Он с такой фамильярностью поцеловал вас на прощанье, и вы ровным счетом ничего не имели против! Вряд ли меня можно обвинить в преувеличении: вы знаете, как вам выгодно себя вести, гораздо лучше, чем я предполагал. — Если бы я не знала вас лучше, — с завидным самообладанием сказала она, несмотря на то что мысли вихрем вертелись у нее в голове, — я бы подумала, что вы ревнуете, хотя мысль эта совершенно абсурдна. — Вы не знаете меня совершенно, Эмма Пенелопа, так что оставьте ваши выводы до тех времен, когда познакомитесь со мной получше, — сказал он. И хотя он обратился к ней с привычной насмешливостью, объединив два имени, в голосе его не было и намека на снисходительность. Флайт, пошевелившись на заднем сиденье, тихонько заскулил от боли, а Эмма повернулась к нему, пытаясь его успокоить. Она и сама ощутила боль, сделав неосторожное движение поврежденной рукой, и тихонько охнула. — Если уж вы заговорили о ревности, — вдруг проговорил он, — то с ревностью часто путают уязвленное самолюбие. Никому не нравится, когда его унижают. — Вы бы лучше вспоминали об этом, когда сами прибегаете к своим излюбленным приемам, — ответила она. — Вряд ли вы имеете право жаловаться на то, что вас обижают. — Нет? Ну, возможно, просто наше неверное представление о собственной персоне заставляет нас реагировать подобным образом без всякой видимой причины на то, что нам предпочитают общество кого-то другого. Вы, моя дорогая, показали это совершенно ясно, не желая ехать со мной. Вы что же, боялись, что я могу покуситься на вашу добродетель, чтобы не так скучать в дороге? Эмма вздохнула. Доусон пожелал ей удачи и сказал, чтобы она получше использовала время, которое проведет в пути, но у нее было слишком мало опыта в подобных делах, чтобы вывести рассерженного мужчину из состояния, причин которого она не понимала. — Вы мне не ответили, — услышала она голос Макса и не сразу вспомнила, о чем же он спрашивал. — Вы, насколько я слышал, всегда стараетесь угодить тем, на кого работаете, — вдруг сказал он, прежде чем она решила, что же ему ответить, и в ее сердце внезапно вспыхнула ярость. Так значит, он, как и все остальные, слушал все эти сплетни, пока сидел у ринга рядом с Мэриан… Миссис Спунер, деликатно намекавшую на то, что ее муж склонен увлекаться молоденькими сотрудницами… — Для меня не имеет особого значения ни то, что вы слышали, ни то, что вы себе вообразили по поводу услышанного, — сказала она, даже радуясь, что злость помогает ей высказать ему все, — но, что бы ни означала ваша мужская точка зрения, я вовсе не собираюсь, говоря вашими словами, угождать вам, чтобы возместить моральный ущерб. Я, конечно, понимаю, что гроза спутала все карты, в то время как вы уже решили поддаться на уговоры Мэриан, но если вам так хотелось оставить Доусона с носом, то не следовало уезжать уж очень рано. Он так резко нажал на тормоз, что машину занесло на мокром шоссе, и Эмма увидела, что они резко выехали на обочину. Макс выключил двигатель. — До чего же вы глупы и упрямы, — в гневе воскликнул он. — Разве я не говорил сегодня, что приехал исключительно из-за вас? Неужели вы думаете, что мне есть хоть какое-нибудь дело до сплетен кучки болтливых баб, которым больше нечего делать, кроме как хвастаться своими собаками и копаться в мелких дрязгах своего крохотного мирка? Я намерен хорошенько проучить вас. Потрясенная внезапной страстью его порыва, Эмма, сжавшись, сидела в углу, слушала, как дождь стучит в окно, и недоумевала: неужели он решил взять реванш за все неудачи сегодняшнего дня? — Ну, что? — едва сдерживаясь, выдохнул он, не услышав от нее ответа. — Я вас напугал или вам все равно? — Я… я не знаю, что вы хотите услышать в ответ, — заикаясь, произнесла она наконец. — Так-таки и не знаете? Могли бы извиниться за прошлые необдуманные поступки… сослаться на ошибки ранней молодости, но, возможно, при сложившихся обстоятельствах объяснения — пустая трата времени. Вряд ли я имею право требовать каких-либо объяснений, поскольку вы мне ничем не обязаны, мы ведь всего лишь знакомые. — А с какой стати мне извиняться? — холодно спросила она. — Как вы сами заметили, я вам ничем не обязана; моя жизнь и то, как я живу, — исключительно мое личное дело. Он был слишком рассержен, чтобы удовольствоваться столь кратким и бесстрастным ответом, и саркастически заметил: — Конечно, и в таком случае я должен извиниться за непрошеное вторжение. Но не кажется ли вам, что ваш друг Доусон слишком стар и потаскан, чтобы вновь пробудить былые юношеские мечты? Она почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо, и, прежде чем успела сообразить, что делает, размахнулась и влепила ему звонкую пощечину. На какое-то мгновение она вдруг испугалась, что сделала именно то, что могло бы заставить его претворить в жизнь свою угрозу проучить ее, но он лишь поудобнее устроился за рулем и включил зажигание. — Я, наверное, заслужил это, — заметил он, и, что странно, в его голосе не было даже намека на злость. Эмме стало стыдно за свою несдержанность. — Извините, — сказала она, — я никогда в жизни не делала ничего подобного. — Думаю, что нет, Эмма Пенелопа, — сказал он с обычной насмешливо-терпеливой интонацией и снова стал самим собой. — Говорят, что все когда-то происходит впервые, так что я на вас не держу зла. Пожалуй, я даже узнал кое-что интересное. Между прочим, наш друг Доусон, случайно, не женат? — Он в разводе, и я не понимаю, какое до этого дело вам, — ответила она, будучи слишком усталой, чтобы придать своему ответу надлежащий оттенок презрительности. — Ну, я все-таки чувствую себя ответственным за вас, — сказал он. — В конце концов, ведь это я нашел вам эту работу, присматривал за вами. Я вас даже зашивал, если только это говорит в мою пользу. Она предприняла последнюю попытку отстоять свою независимость, освободить его от каких бы то ни было дальнейших заблуждений. — Вам нет никакой необходимости чувствовать себя ответственным за меня или присматривать за мной, что бы вы под этим ни подразумевали, — сказала она, вновь обретая самообладание. — Надеюсь, вы уже поняли, что я в состоянии самостоятельно принимать решения, и, если вы со мной не согласны, вы все равно ничего не сможете с этим поделать. — Вы уверены? Ну, кое-что я все-таки могу сделать, чтобы проверить на прочность вашу хваленую независимость. Я бы, например, мог попросить вас выйти за меня замуж, поскольку не верю, что ваш пожилой ухажер намерен двигаться именно в этом направлении. Не надо так удивленно на меня смотреть, я не заставлю вас смущаться и отказывать мне, бедное дитя, — сказал он и потрепал ее по голове, словно щенка, которого надо было приободрить, а затем, не дожидаясь ответа, включил газ и вывел машину на шоссе. Глава 9 Остаток пути Эмма помнила очень смутно, поскольку по дороге уснула и проснулась, лишь когда Макс подъехал к своей клинике в Чоуде, собираясь осмотреть лапу Флайта, прежде чем отвезти их обоих — Эмму и собаку — домой. — С вами все в порядке? — спросил Макс, закончив осмотр, и его вопрос прозвучал мягко, но как-то безразлично. Сейчас, в белом халате, окруженный аккуратными рядами полок с инструментами и оборудованием, среди всей этой стерильной чистоты, он больше не был похож на человека, способного поддаться силе чувств и прочим человеческим слабостям, и Эмме, еще не вполне отошедшей от сна, показалось, будто все услышанное в машине приснилось ей. — Вы на самом деле просили меня выйти за вас замуж или мне это приснилось? — спросила она, сознавая, что вопрос звучит не только абсурдно, но и навязчиво, и сразу же почувствовала, как внутри у нее что-то съежилось, услышав, как он ободряюще ответил: — Нет, не просил, так что забудьте обо всех запутанных событиях сегодняшнего вечера, и давайте я отвезу вас домой. — Да. Айрин, должно быть, давно хочет уйти. Она не любит оставаться сверхурочно, — сказала Эмма, продолжая стоять посреди кабинета, словно все еще не могла решить, что ей делать дальше. Надевая пиджак, он задумчиво смотрел на девушку, задавая себе вопрос о том, что она запомнила из происшедшего по дороге, и думая, какой юной она выглядит сейчас, с ее сонными, правдивыми глазами, отрешенно уставившимися на него из-под по-детски нахмуренного лба, и бледными, подрагивающими от усталости губами. — Я подвезу Айрин в деревню, после того как мы устроим на ночь Флайта, а вы, Эмма Пенелопа, немедленно отправитесь в постель. — С этими словами он сунул поводок Флайта ей в руку, выключил свет в кабинете и осторожно подтолкнул ее к выходу. Однако, когда они добрались до Эрмина-Корт, к Эмме вернулось чувство долга. Мэриан уже звонила и сказала, что приедет поздно и, возможно, привезет с собой новую суку, поэтому надо приготовить вольер и кто-нибудь должен дождаться ее приезда, чтобы сразу же разместить собаку. Айрин сказала, что приготовила вольер и, на всякий случай, — еду, но мисс Клей придется дожидаться приезда хозяйки, потому что мама Айрин просто представить себе не может, чтобы дочь опоздала на последний автобус. — Чепуха! — нетерпеливо воскликнул Макс. — Ничего с мисс Миллз не случится, если она сама отведет собаку в вольер и запрет за ней дверь, поскольку больше и делать нечего. Оставьте ей записку. Мисс Клей сегодня и так досталось, хватит с нее грозы и прочих неприятностей. Ей необходимо лечь в постель. А твоя мама совершенно права. Собирайся, и я подвезу тебя домой без всякого автобуса, — быстро закончил он, а когда девушка ушла, повернулся к Эмме: — Не вздумайте ее ждать, понятно? Мэриан наверняка явится поздно, раз она обедает с Доусоном, и нечего по этому поводу превращать себя в мученицу. — Мученичество… героизм… вечно вы твердите одно и то же, — пробормотала Эмма. — Да, твержу. Оставьте хоть раз свои ошибочные представления о долге и отправьтесь спать. — Ни за что! — ответила она, внезапно вновь обретая работоспособность. — Мне платят за то, чтобы я выполняла распоряжения хозяев. Человек, выбирающий себе подобный род деятельности, должен знать, что у него ненормированный рабочий день. — В таком случае, чем скорее вы найдете себе другое занятие, тем лучше, по-моему. Вы не созданы для того, чтобы работать как машина. — Я вряд ли подхожу для чего-нибудь иного, кроме… — Кроме чего? — Ничего. Просто я не поняла, что вы имеете в виду. — То, о чем я подумал, лучше оставить до более подходящего случая, — сказал Макс, всем своим видом давая понять, что разговор окончен. В это время подошла Айрин, готовая к отъезду. Когда они уехали, Эмма вернулась к Флайту, чтобы удостовериться, что ему удобно и его можно оставить одного. Несколько минут она разговаривала с псом, говорила ему, какой он молодец, что получил диплом, и уверяла его, что скоро он станет полным чемпионом выставки в Чоуде. «Флайт выиграет… он должен выиграть…» — вслух проговорила она. На следующее утро она поднялась рано и сразу же пошла проверить, как чувствует себя Флайт. Пес все еще сильно хромал, но во всем остальном выглядел вполне нормально и с удовольствием, до крошки, подчистил завтрак. Пока он ел, Эмма задумчиво смотрела на пса, размышляя о его будущем. Она надеялась, что вчерашняя реакция на происшедшее — лишь временное явление, и все же главное — поведение, ведь как бы хорошо Флайт себя ни чувствовал, если он испугается и откажется работать на ринге, никаких шансов на получение третьего диплома не останется. Эмма неохотно оставила его одного и отправилась выполнять обычную работу, отметив про себя, что сегодня, похоже, весь день придется убирать и вытирать мокрые от дождя вольеры. Мэриан за завтраком была не в настроении — на нее, похоже, действовала погода. — Что за лето! — ворчала она. — От этой погоды у меня появляется желание забросить все дела с собаководством и начать какое-нибудь новое дело где-нибудь, где всегда светит солнце. Эмма уже привыкла к такого рода настроению, которое бывало у ее хозяйки после неудач на выставке, но, вспомнив слова мистера Миллза о надвигающихся переменах, с некоторым беспокойством спросила, что задумала Мэриан. — Ну, что-нибудь более интересное, чем все это, — туманно ответила Мэриан, — что-нибудь такое, что дало бы возможность встречаться с людьми, путешествовать. В Америке, например, я могла бы заняться экспортом, там можно поставить дело на широкую ногу. — Это вам Доусон сказал? — Ну, он же все знает, не так ли? Он такой живчик, наш Фрэнк, — крупные сделки по купле-продаже, сотрудничество с клубами собаководов и плюс к тому — «дома отдыха» для собак. — Если быть точными — один «дом отдыха». — Эрмина-Корт станет вторым. — Мэриан бросила на Эмму многозначительный, слегка шаловливый взгляд. — Думаю, эта идея также принадлежит Доусону. — А разве она плоха? Эмма ответила не сразу, стараясь сдержать первоначальный порыв высказать свое предостережение, которое наверняка было бы отвергнуто. — Пожалуй, не плоха, — рассудительно сказала Эмма. — Но как насчет Доусона? Он тоже будет жить здесь? Мэриан, мгновенно забыв о своем мрачном настроении, расхохоталась. — Эмма, видела бы ты свое лицо! Ты что же, собиралась предостеречь меня? Даже если он и будет жить здесь, я отнюдь не глупенькая девчонка-подросток, у которой кружится голова при приближении любого сколько-нибудь привлекательного мужчины. И потом — я не думала об этом всерьез. Почему ты краснеешь? О! Извини… не хотела оскорбить твои чувства. Но это как раз то, что она сделала, подумала Эмма, досадуя на себя за то, что покраснела, и за то, что столь буквально восприняла слова, высказанные всего лишь как предположение. — Но если вы говорите не всерьез, то вряд ли имеет смысл обсуждать все это, не так ли? — с прохладцей спросила она. — Кстати, вы, я думаю, отдаете себе отчет в том, что Флайт, возможно, не будет готов к выставке в Чоуде? — Глупости! — легкомысленно воскликнула Мэриан. — Грейнджер говорит, что повреждение незначительное, а то, чтобы он был в форме, будет зависеть от тебя, не так ли? А теперь, если ты закончила завтрак, пойдем взглянем на него. — Так вы все-таки не купили эту суку? — спросила Эмма по дороге к питомнику. — Доусон, должно быть, разочарован, что потерял такие солидные комиссионные. — Оставь свои насмешки для Фрэнка, дорогая, он привезет суку завтра. Обхаживая вечером Флайта, Эмма с беспокойством отметила, что в воздухе витает какое-то ощущение грядущих перемен. Непредсказуемое поведение Макса, праздная болтовня Мэриан о «доме отдыха» для собак, а теперь еще и Доусон приезжает, и, возможно, не только для того, чтобы лично доставить покупку клиентке. Однако, когда Доусон приехал на следующий день, его поведение было безупречным. Он прогостил два дня и оставил самое приятное впечатление. С Мэриан был внимателен, но без лишней лести, а встречая Эмму, не пытался смутить ее двусмысленными замечаниями. Впоследствии Эмме пришло в голову, что Макс появился в очень неподходящий момент — как раз тогда, когда Доусон помог ей спуститься с лестницы и довольно долго не отпускал ее, но не стоило же из-за этого вести себя с ней столь резко, вновь выражая свое осуждение. — Мне это не нравится, — сказал он, осмотрев Флайта. — Разве вы не заметили ухудшения? Если бы вы пригласили меня раньше, я бы сделал ему укол, и, возможно, мы смогли бы избежать некоторых неприятностей. А сейчас… — Вы хотите сказать, что в рану попала инфекция? Я меняла повязку очень осторожно, — ответила Эмма, сразу позабыв о своих личных переживаниях, но он ответил коротко и нетерпеливо, готовя шприц: — Имеют место некоторое изменение цвета тканей и небольшие выделения из раны, которые могли натолкнуть вас на мысль, что не все в порядке, но, возможно, ваше внимание было отвлечено чем-нибудь другим. Вы надолго сюда, Доусон? — Все зависит от обстоятельств, — слегка вызывающе ответил Доусон, небрежно облокотившись о шкафчик с медикаментами, и заинтересованно наблюдая, как Макс наполняет шприц лекарством. — Я отлично знаю, что завтра вы должны быть в Лондоне на заседании клуба, — пожалуй, слишком поспешно сказала Эмма, и Доусон на мгновение перевел свой заинтересованный взгляд на нее. — Любое предварительное соглашение можно отменить, достаточно лишь выдвинуть убедительную причину, дорогая моя. Даже такое солидное общество, как клуб собаководов, считается с такими вещами, как, например, внезапная болезнь, — сказал он. Эмма собралась было возразить, но Макс резко велел ей покрепче держать Флайта и прекратить болтовню. Она молча повиновалась и почувствовала облегчение, когда Доусон удалился, бормоча себе под нос что-то насчет того, что уже двенадцать часов, пора бы чего-нибудь выпить, присоединившись к Мэриан, которая ждет его в доме. — Макс, он только привез Мэриан эту суку, — сказала Эмма, когда он заканчивал накладывать повязку, и подосадовала, что не прикусила себе язык за эти ненужные объяснения, услышав его вежливый ответ: — Естественно. Неужели вы полагаете, будто я подумал, что это вы его пригласили? — Ну, не знаю, что вы там подумали, но это явно не улучшило вашего настроения, — парировала она, снова переходя на личности и не придав особого значения тому, что на его лице появилась ледяная улыбка. — В таком случае я должен извиниться, — сказал Макс, принимаясь рыться в своих запасах, чтобы оставить ей необходимые лекарства. — Боюсь, риск по чьей-то неосторожности потерять своего пациента не лучшим образом сказывается на моем настроении. От такого прямого намека на пренебрежение своими обязанностями негодование Эммы улетучилось, и она посмотрела на него покорными, полными ужаса глазами. — Вы же не думаете… вы не можете думать, что Флайту стало хуже оттого, что вас не позвали раньше? Честное слово, мне и в голову не приходило, что что-нибудь не так, — сказала она, и ее голос зазвучал совсем молодо и неуверенно. — Ему от этого не легче, — резко ответил Макс, но потом добавил, уже мягче: — Тем не менее не корите себя напрасно, естественно, что вы были заняты. Значит, так: вот эти таблетки давайте три раза в день и вот эту капсулу — на ночь. Ему нужен покой и легкая диета, но если поднимется температура, звоните мне немедленно. Инъекция антибиотика должна подействовать, но в любом случае я завтра заеду. На этот раз осуждения в его голосе не прозвучало, и, уловив намек на поддержку, Эмма почувствовала себя спокойнее и сказала Максу, уже собравшемуся уходить: — Мэриан, вероятно, захочет переговорить с вами по этому поводу. Может быть, пройдете в дом и присоединитесь к ним? — Не стоит. Будет жаль нарушить столь тщательно подготовленный тет-а-тет, я слишком ценю свое время, чтобы тратить его на пустые разговоры, — сказал он, и, глядя, как он идет к машине, Эмма почувствовала, как на глаза навернулись слезы досады. Она устроила Флайта в вольере и теперь размышляла, как получше преподнести Мэриан новость о том, что Флайт может быть не готов к выставке в Чоуде, поскольку Макс отказался остаться и лично высказать свое мнение. Вдруг она увидела, как Мэриан поспешно пересекает лужайку. За ней, более медленно, двигался Доусон. Ну вот, началось, подумала Эмма, но Мэриан, казалось, была скорее удивлена, чем взволнована. — Фрэнк сказал, Грейнджер недоволен состоянием Флайта, — сказала она, подойдя к Эмме. — Мне не кажется, что он стал чувствовать себя хуже, а тебе, Фрэнк? — Ваш бесценный мистер Грейнджер, должно быть, изрядный паникер, и, скорее всего, просто готовит почву для серии хорошо оплачиваемых визитов, — сказал Доусон. — К тому же, думаю, он решил воспользоваться возможностью испортить настроение Простушке Пенни, по одному ему известной причине. Пенни, дорогая, у тебя вид очень официальный и осуждающий. — Думаю, что дело будет нешуточное, если здоровье Флайта ухудшилось из-за моей оплошности, — сказала Эмма и опасливо посмотрела на Мэриан, ожидая ехидного упрека в нерадивости, но то ли Доусон не удосужился передать ей обвинение, выдвинутое Максом, то ли она не придала ему значения, во всяком случае, Мэриан ответила: — Что за глупости, дорогая! У тебя, конечно, бывают ошибки, но в небрежном отношении к работе тебя никто не может упрекнуть, даже если я и пошумела тогда в Уилчестере, а уж Флайта ты любишь так, что ни о какой небрежности и речи быть не может. Пойдем с нами в дом, выпей что-нибудь. Я хочу услышать твое мнение о суке, которую купил для меня Фрэнк. Доусон ободряюще подмигнул Эмме, и она пошла с ними, радуясь, что они так уверены в том, что волноваться не о чем, и начиная думать, что замечания Макса были скорее продиктованы причинами личного характера. Надо будет завтра сделать все возможное, чтобы Мэриан присутствовала при осмотре, и, поскольку Доусон к этому времени уже уедет, у Макса не будет никаких причин продолжать оставаться таким грубияном. Однако облегчение было недолгим, поскольку вечером, разнося собакам еду, она обнаружила, что Флайт стал вялым и отказался есть; к ночи температура у него подскочила, и пес даже не попытался ее приветствовать. Айрин уже уехала домой, Мэриан с Доусоном тоже куда-то отбыли, лечебница закрылась, поэтому Эмма позвонила в Плоуверс-Фарм, моля Бога, чтобы Макс оказался дома, и, когда он наконец поднял трубку, едва смогла говорить, с трудом сдерживая слезы. — Я немедленно приеду. Успокойтесь, Эмма Пенелопа, все не так плохо, как кажется, — сказал он, и ей показалось, что это снова тот самый Макс, которого она узнала и помимо воли полюбила. Она заплакала. Но когда Грейнджер приехал десятью минутами позже, глаза ее высохли, Эмма была собранной и четко выполняла все его указания. — Придется его оперировать. Возможно, повреждение больше, чем мне показалось на первый взгляд, и к тому же может развиться гангрена, если не дренировать рану. Выше нос, Эмма. Ликвидируем источник заражения, и дальше все будет в порядке. Нам, пожалуй, лучше поторопиться. Он взял собаку на руки, отнес в свою машину и осторожно устроил на заднем сиденье, попросив Эмму сесть рядом с псом, чтобы беречь его лапу от толчков во время их короткого пути. Эмма выполняла все его указания, стерилизовала инструменты, готовила повязки, а потом наблюдала, как Макс быстро и умело оперирует, и думала, какие у него уверенные руки — уверенные, добрые и такие надежные… Закончив, он выпрямился и, увидев ее бледное, взволнованное лицо, улыбнулся ей. — Ну, вот все и кончилось, можете отдохнуть, — сказал он. — Вы были прекрасной ассистенткой, Эмма, спасибо. Щеки Эммы слегка порозовели от этой похвалы, и ей снова захотелось малодушно расплакаться, чтобы ее поддержали, успокоили и сказали, что ей не в чем винить себя. — Это на самом деле моя вина, Макс? Я должна была понять, в чем дело, раньше? — спросила Эмма, когда Макс стащил с рук резиновые перчатки, подошел к раковине и принялся мыть руки. — Нет, — сказал он. — Боюсь, это у меня голова была занята другим. Мне надо было приехать раньше и самому посмотреть. Ну а теперь, пока этот малый спит после наркоза, я налью вам капельку бренди, а потом отвезу вас обоих домой. Эмма уже была готова к отъезду и ожидала, не понадобится ли ее помощь, чтобы отнести Флайта в машину. Макс вдруг взял ее холодные руки в свои, задумчиво повертел их и, согревая, потер. — Холодные руки, горячее сердце, — пробормотал он. — Вы когда-нибудь слышали об этом, Эмма Пенелопа? — Конечно, но вряд ли это правда, — уклончиво ответила она, а он удивленно на нее посмотрел. — Время покажет, — ответил он в своей обычной манере быстро уходить от малозначительных вопросов. — А теперь, пожалуйста, откройте мне дверь, чтобы я смог перенести нашего пациента в машину. Сперва устроим на ночлег его, а потом и вас. Однако, когда Флайта уложили в вольере и накрыли одеялом, в ответ на предложение Макса проводить ее в дом Эмма упрямо заявила, что у нее есть свое мнение относительно того, как ей расположиться на ночлег. — Никуда я не пойду! — сказала она, снова становясь самой собой. — Я лягу спать на собачьей кухне, чтобы быть рядом с ним. Вдруг он проснется после наркоза, начнет искать меня и порвет швы. — Хорошо, но сначала я хочу удостовериться, что вам есть где спать, — сказал Макс. Он сам устроил ей постель, постелил одеяла и даже раздобыл где-то грелку и вскипятил чайник воды. — До чего же вы непредсказуемый человек, — сказала Эмма, с удивлением следя за его манипуляциями. — Никогда не знаешь, чего от вас ожидать, — то вы меня третируете, то вдруг становитесь излишне предупредительным. — Отчего же излишне? — Оттого что так оно и есть. Мне, при моей работе, может быть, и приходится время от времени мириться с проявлениями внимания разного рода, но заботиться о себе я привыкла сама. Он налил в грелку воды, а потом вдруг резко шлепнул по ней, отчего грелка издала булькающий звук. Положил грелку под одеяло, повернулся и взял девушку за плечи. — Если вы намекаете на мое поведение по дороге из Уилчестера, то, может быть, вспомните, что никаких других проявлений внимания не было. Впрочем, возможно, именно это вас и разочаровало. — Это было сказано так резко, что она сжалась у него в руках. — Извините, — пробормотала она. — Я не хотела сказать… — Не хотели? А по-моему, именно этого вы и хотели. Что бы вы ни думали о моих намерениях, я вовсе не хочу, чтобы меня ставили в один ряд с Доусоном, а возможно, и прочими волокитами из числа ваших знакомых. — Ну, знаете! — выдохнула она, с трудом удержавшись от резкого ответа, который уже готов был слететь у нее с языка, но он еще больше смутил девушку, отпустив ее плечи и сказав совершенно нормальным тоном: — Вам, похоже, очень хочется снова влепить мне пощечину, так что лучше вас больше не провоцировать. Спокойной ночи, точнее — доброго утра. Я заеду около двенадцати взглянуть на пациента. Он наклонил голову, словно хотел ее поцеловать, но, очевидно, передумал, повернулся и пошел к машине. Последующие несколько дней были настолько беспокойными, что ни на какие иные проблемы времени не было, и Эмма была даже благодарна Максу за его бесстрастное поведение, когда он приезжал осматривать собаку. Флайт был очень плох, его организм боролся с инфекцией, попавшей во вновь открывшуюся рану, и Макс определенно дал понять, что выздоровление в большой степени зависит от хорошего ухода. То, что Мэриан либо не сознавала всей опасности, либо просто предоставляла волноваться другим, было, пожалуй, даже неплохо. Больше всего Мэриан интересовал вопрос, сможет ли собака выздороветь к выставке в Чоуде, и Эмме подчас трудно было сдержаться, отвечая на бесконечные просьбы хозяйки подтвердить, что все будет в порядке. — Сейчас речь идет о его жизни, а не о такой чепухе, как участие в выставке. Неужели вам наплевать на Флайта? — однажды не выдержала она. — Ну, конечно, мне его жаль… я же заплатила за него столько денег. Но Чоуд для меня тоже очень важен. Я хочу получить этот диплом здесь, у себя дома. Потом будет банкет, пресса… все запланировано. — Мэриан говорила как ребенок, который пытается убедить взрослых, не согласных с ним, и Эмма ничего больше не сказала, радуясь уже тому, что Мэриан, по крайней мере, не лезет со своей помощью. Возможно, основное ее внимание сконцентрировано сейчас на новом приобретении, думала Эмма, ведь, к глубокому отвращению Айрин, она забросила всех остальных собак. — Я сама слышала, как она сказала, что, если бы не выставка и надежда на диплом в Чоуде, она бы отдала его усыпить, потому что она, видите ли, не любит больных, — сказала Айрин, и Эмма ответила, стараясь придать своему голосу бодрость, которой не чувствовала: — Ну что ж, надо быть благодарными судьбе, что она милосердна к нему хотя бы поэтому. Шансов на то, что он будет в форме к выставке, очень мало, но до того времени он будет жив, и мы, по крайней мере, выиграем время. Но сражение было выиграно задолго до выставки. Это произошло подобно маленькому чуду, как часто случается, когда человек страстно желает чего-то, сознавая, сколь мизерна надежда на исполнение его мечты. Все эти ночи Эмма ночевала на собачьей кухне. На третью ночь ее, как обычно, разбудил в четыре часа будильник, и, как обычно, она выбралась из постели, плохо соображая от хронического недосыпания, как всегда, опасаясь, что собака, оставленная без присмотра на несколько часов, могла сбежать. Отпирая двери вольера Флайта неловкими от холода и волнения руками, она в первый раз услышала, что он ей ответил; это были не те звуки, которые он так часто издавал в беспамятстве, а тихое приветственное поскуливание, слабое, но знакомое, радостное и определенно ободряющее. Она распахнула дверь — пес неуверенно стоял на трех лапах на соломе, приветственно помахивая хвостом. — Флайт, дорогой мой! Мой красавчик, моя умница, чудный мой мальчик! — воскликнула Эмма, опускаясь на колени рядом с ним, и расплакалась. — Ну, ну, что за жалкий способ выражать свою благодарность, — тихо произнес чей-то голос у нее за спиной; она вздрогнула, подняла голову и увидела Макса, стоявшего в дверях. На этот раз она не удивилась. Он — практикующий ветеринар, и неудивительно, что он мог оказаться здесь в четыре утра, равным образом как и в любое другое время. — Он стоит! Опасность миновала! Смотрите, Макс, глаза у него совсем ясные, и он даже пытается дать мне лапу! — Дайте-ка я его посмотрю. Ну-ка приляг, старик, мы знаем, что тебе уже лучше, но не задавайся. — Макс опустился на колени рядом с Эммой, мягко отстранив ее. Он осторожным движением заставил пса лечь на солому, почесал его за ушами — пес в ответ дружелюбно лизнул ему руку. Пока Макс тщательно осматривал пса, Эмма сидела на корточках, внимательно следя за его действиями, но слезы продолжали катиться у нее по щекам. — Он справится. Температура нормальная, и рана выглядит неплохо. Пожрать бы ему теперь, — сказал Макс, поднимаясь на ноги. Эмма вскочила, бегом помчалась на кухню и приготовила смесь из молока, сухарей и глюкозы. Сквозь густые облака с трудом пробивались лучи предрассветного солнца, предвещая еще один дождливый день. Хорошо бы в это утро стояла такая погода, как тогда, когда раннее солнце сверкало в каплях росы и жаворонки весело щебетали в ясном небе, но Эмме это сейчас было безразлично, раз Флайт дочиста вылизал миску и явно был не прочь получить добавку, и она воскликнула, не сознавая абсурдности своих слов: — Ну разве не чудесное утро? — Не думаю, что все с вами согласятся, — несколько сухо сказал Макс. — А почему вы все еще плачете? — Я н-не могу остановиться, — ответила Эмма, уронив пустую миску на солому, и вдруг оказалась у него в объятиях. — Ну хорошо, выплакаться тоже неплохо. Может быть, это поможет вам больше, чем увещевания, — сказал Макс, но она была так благодарна за то физическое ощущение спокойствия, которое давали его руки, что просто не слышала слов. — Ну, хватит, хватит, — спустя некоторое время твердо сказал он и достал чистый носовой платок. — Что вам действительно необходимо, так это сутки нормального сна в своей собственной постели, и я собираюсь проследить за тем, чтобы вы это получили. И переоденьте наконец эти ваши несчастные брюки. Никогда вы еще не выглядели таким замызганным пугалом, как сейчас. — Извините за непрезентабельный вид, но у вас просто талант заставать меня врасплох, — сказала она. — Неужели? В таком случае, у вас талант неверно истолковывать самое естественное поведение, так что мы квиты, — ответил он, но выражение глаз у него было насмешливое, словно он ожидал, что на этой фразе его непременно прервут, и Эмма, памятуя о предыдущих недоразумениях, неуверенно начала: — Если вы опять о Доусоне… — К черту Доусона! Он что для вас — эталон мужчины, или вы теперь сожалеете, что в свое время слишком поспешно отвергли его ухаживания?! — сердито воскликнул он и оттолкнул ее. — Так вы все знаете? — сказала она, схватившись за дверь вольера, чтобы не упасть. — Мне показалось, что Мэриан намекала… — Намеки Мэриан совершенно прозрачны и абсолютно глупы. За кого вы меня принимаете? Неужели я похож на человека, который станет прислушиваться к сплетням? Маневры Доусона абсолютно понятны и могут обмануть лишь Мэриан, и то только потому, что ее они устраивают. Она не просто великолепна как женщина, она для него еще и бесценна в качестве потенциальной клиентки, так что вряд ли можно винить его за то, что он так рьяно взялся за дело. Несмотря на усталость, Эмма не могла противостоять искушению поспорить. Как он смеет теперь признаваться в том, что прекрасно знал о ее отношении к Доусону, и это после того, как насмехался над ней всю злосчастную дорогу из Уилчестера? Он позволяет себе болтать о том, что она неверно истолковывает естественное поведение человека, но ему и в голову не приходит, что никаких других выводов из слов, сказанных им тогда, она сделать просто не могла. — Намекать, что Фрэнк Доусон заинтересован во мне не меньше, чем в Мэриан, просто абсурдно, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос прозвучал холодно и уверенно, и он ответил, слегка раздражаясь: — Неужели? Вы что же, считаете, он не знал, что делал, когда советовал Мэриан покрепче за вас держаться? В семнадцать лет подобное непонимание еще простительно, дорогая моя, но теперь вы уже взрослая девочка и должны бы понимать, что происходит вокруг. — Да, должна была бы. Я не должна была бы заблуждаться относительно человека, который думает, что несколько знаков внимания и проявления легкого интереса время от времени, когда ему это удобно, можно счесть чем-то большим, чем чувства, которые испытывает человек, пытаясь успокоить испуганного щенка, — сказала она и увидела, как сердитое выражение исчезло из его глаз, уступив место усталости и разочарованию. — Так вот, значит, что вы думаете по поводу моих усилий упрочить наше знакомство? — совсем мягко спросил он, но она была уже не в состоянии реагировать на эти поразительные смены его настроения; единственное, на что у нее еще хватало душевных сил, — так это продолжать навязанную ей ссору. — Я вообще ничего по этому поводу не думала, — ответила она, высоко подняв голову. — Вам следует помнить, мистер Грейнджер, что я всего лишь своего рода прислуга и в этом качестве давно привыкла к тому, что люди порой не прочь, как вы выражаетесь, продолжить знакомство. Если вы явились сюда только для того, чтобы затеять со мной ссору, то в такую рань вам бы лучше было поспать дома лишний часок. Он неожиданно весело фыркнул; это отнюдь не способствовало ее уверенности в том, что желаемый результат достигнут, и последовавший его ответ не вызвал у нее ничего, кроме ощущения собственной неполноценности: — Я вовсе не ссориться с вами приехал, вне всякого сомнения, это у нас с вами просто реакция в результате нервного напряжения последних дней. Приезжаю я сюда уже третье утро, чтобы быть под рукой, если понадоблюсь, так что и сам немного недосыпаю. — Надо полагать, это оттого, что вы не уверены, что я выполняю все ваши указания, — обиженно сказала она, а он вздохнул и снова повернулся к псу, который лениво раскинулся на соломе, внимательными доверчивыми глазами поглядывая на них обоих и время от времени вопросительно постукивая хвостом. — Ничего подобного. Если вам так хочется знать правду, то я приглядывал за вами, но сомневаюсь, что такое признание успокоит вас, — сказал он. — Так вы тоже вот уже третьи сутки не спите по полночи? — спросила Эмма, готовая снова разрыдаться в его объятиях, если бы он хоть на секунду показал, что не возражает; но если его предыдущее объяснение было весьма утешительным и даже приятным, то последующий ответ прозвучал в совершенно ином ключе. — Не волнуйтесь, Эмма Пенелопа. Когда затронуты интересы ценного клиента, все это лишь часть ежедневной работы, — сказал он и вышел во двор. Эмма вернулась к Флайту и принялась устраивать его поудобнее, уверенная, что опасность миновала и он теперь поправится, но ощущение чуда исчезло, а может быть, его никогда и не было; радость утра померкла, и она осталась одна под плачущими небесами. Глава 10 Ночью погода переменилась, и снова вернулось лето — таким же чудесным образом, как здоровье, вернувшееся к Флайту, думала Эмма, с радостью наблюдая, как пес на глазах возвращается к жизни. Он все еще хромал, но рана зажила безукоризненно, шкура лоснилась, и он начал прибавлять в весе. — Умница, Эмма! — сказала Мэриан, наблюдая, как пес бегает по лужайке. — Твоя забота определенно сделала свое дело, Грейнджер говорит мне об этом всякий раз, когда появляется. Вы что, поссорились? — Нет, — ответила Эмма, — но я вряд ли имею право рассчитывать на похвалы только потому, что выполняю свою работу. — Ты так думаешь? А я было решила… что у тебя хватило ума понять, что проходящий интерес мужчины к своей особе лучше всего проигнорировать. Он ведь крепкий орешек, наш загадочный ветеринар? Я сама пыталась его завлечь, и, могу теперь признаться, без всякого успеха. — Почему именно теперь? — Потому что ты, моя дорогая, тоже оставила эту надежду, если вообще у тебя когда-либо было намерение бороться за него, а отставку всегда легче принять, когда ты не одинока в своих чувствах. — Я никогда и не думала… — с возмущением начала было Эмма, но, заметив на лице Мэриан самодовольную недоверчивую улыбочку, не договорила. Какой смысл протестовать? Было бы странно, если бы Мэриан признала свое поражение, не предполагая, что кто-то еще находится в таком же положении. — Вы бы вышли за него замуж? — спросила Эмма, припомнив намеки Мэриан на возможные намерения Макса, но Мэриан рассмеялась резким смешком. — Выйти замуж за местного ветеринара?! — воскликнула она. — Ты неисправимый романтик, дорогая. Грейнджера неплохо бы приручить, ведь он так любит играть роль неприступного мужчины, но неужели ты можешь представить себе меня в роли жены ветеринара? Вернемся к Флайту. Как ты думаешь, он скоро сможет двигаться как следует? Хромота пройдет к Чоудской выставке? — Все возможно. Теперь, когда он уже может бегать, постоянные тренировки должны сделать свое дело. — А как насчет темперамента? — Будет видно. Он пока еще довольно нервный, но, возможно, на ринге все станет на свои места. Эмма не особенно верила в то, что говорила, прекрасно зная, что для того, чтобы темперамент такой собаки снова стал нормальным, нужно время, а теперь, когда она начала заниматься с ним, стало ясно, что за оставшиеся до выставки две недели придется изрядно потрудиться, чтобы вернуть псу былую уверенность в себе. При виде проезжавших машин он съеживался и дрожал, а от любого звука шарахался в сторону. — Какое разочарование, — сказала Эмма Максу во время одного из его обычных визитов, — так быстро поправился, после того как едва не умер, а теперь все снова разваливается. — Хм-м… ну-ка, проведите его по кругу, — попросил Макс. — Да, хромота не исчезает, как я и предполагал, — сказал он, когда Эмма снова подошла к нему. — Нога совершенно зажила, и ригидность должна бы уже исчезнуть. Думаю, надо сделать рентген. Вы сможете привезти его в Чоуд? Она посмотрела на него испуганными глазами. — Вы хотите сказать, что хромота может остаться навсегда? — Без рентгена трудно сказать, но мне пришлось при операции затронуть связку, когда я очищал инфицированный участок, возможно, она стала короче, когда срослась. — Но ведь это означает, что он может остаться хромым на всю жизнь? — Возможно, но в любом случае лучше знать наверняка. Вы сможете привезти его в клинику завтра? — Конечно. Когда нам приехать? — Ровно в двенадцать, пожалуйста… По-прежнему идете задрав нос через лес недоразумений, а, Эмма Пенелопа? — вдруг спросил он. Эмма даже вздрогнула от такого неожиданного поворота темы и не нашлась что ответить, а лишь стояла и смотрела на него. — Так как же? — спросил он таким тоном, словно ожидал разумного ответа на этот далеко не разумный вопрос. — Никуда я не иду, — только и смогла она выдавить, и на мгновение в его глазах промелькнул отблеск былой нежности. — Разве не идете? Вам надо быть очень осторожной, чтобы не споткнуться, — сказал он, повернулся и поспешно ушел. Однако Флайта в Чоуд на другой день повезла Мэриан, сказав, что совершенно не обязательно, чтобы Эмма тратила время, которое можно с большей пользой употребить на работу в питомнике, так что будет гораздо лучше, если она отвезет собаку сама, а кроме того, у нее появится предлог поболтать с Грейнджером, который в последнее время совершенно недосягаем. Эмма тоже находила его неприступным, но подозревала, что Мэриан, несмотря на свои уверения в полнейшей незаинтересованности, решила возобновить попытки приручить упрямого ветеринара. Эмма поливала площадку для выгула щенков, когда услышала, как подъехала машина, а спустя несколько минут Мэриан почти бегом выбежала из гаража, поскольку ее тащил за собой Флайт, жаждавший поскорее снова увидеть Эмму. Пес едва не сбил Мэриан с ног, и она отпустила поводок, закричав Эмме: — Забирай его! Ты испортила его во всех отношениях, так что можешь попрощаться с ним, и скажи спасибо, что я не подаю на тебя в суд за пренебрежение своими обязанностями! Эмма побелела при виде перекошенного лица Мэриан. Значит, новости плохие. Макс был прав и сам объяснил ей все. — Значит, Макс не ошибся. Снимки показали, что повреждение неизлечимо, — медленно сказала она, стараясь охладить чересчур бурное проявление собачьих чувств и прекрасно сознавая, что сейчас совершенно неподходящий момент для проявления нежности, столь бестактно указывающей на то, кому собака отдает предпочтение. Мэриан заговорила визгливым, истерическим голосом, выплевывая обрывки фраз, — лицо бледное, глаза горят злым огнем. — Он останется хромым на всю жизнь… у него одна нога короче другой, и ничего нельзя поделать… не удивлюсь, если Макс допустил ошибку при операции, а в первую очередь ты выполняла свои обязанности как попало… триста фунтов выброшено на помойку, и никакой надежды на получение третьего диплома… можешь гордиться! Эмма позвала Айрин, чтобы та увела собаку, и попыталась найти подходящие слова, чтобы объясниться с Мэриан, но слова не находились. — Что вы имели в виду, когда предложили мне с ним попрощаться? — решительно спросила она, прекрасно сознавая, что не стоило привлекать излишнее внимание к реплике, возможно случайно оброненной в порыве негодования, но ответ Мэриан прозвучал вполне осознанно, хотя она продолжала говорить истерическим тоном: — Именно то, что сказала. Неужели ты думаешь, что я захочу держать здесь собаку, которая была бы живым напоминанием о моей неудаче и твоей беспечности? Думаю, что в душе ты даже рада тому, что его теперь нельзя продать, и, возможно, надеешься, что сможешь заполучить его. Этого удовольствия я тебе не доставлю. Его усыпят. — Прекрасно, — сказала Эмма, ощущая, что ее трясет так, что вот-вот начнут стучать зубы, — но если вы убьете Флайта, то, предупреждаю вас, я уйду. Думаю, что такая угроза вас не особенно испугает, но я также должна добавить, что вам будет очень трудно найти мне замену — не из-за того, что я страдаю избытком самомнения в связи с репутацией моего отца, а потому, что то, как вы ведете дела в своем питомнике, вряд ли привлечет опытных работников. Она закончила на одном дыхании и лишь тогда осознала всю безрассудность своих слов, ведь она все-таки позволила себе столь резкие высказывания в разговоре со своей хозяйкой, с человеком, все еще дававшим ей средства к существованию; вдруг девушка с удивлением увидела, как лицо Мэриан морщится, словно лицо ребенка, внезапно лишенного уверенности в себе. — Как ты можешь, Эмма, когда рухнули все мои надежды, рухнули из-за твоей нерадивости и… и из-за зависти других участников выставки?.. Разве я не вправе распоряжаться своей собственностью по своему усмотрению? Раз я плачу, то разве я не имею права заказывать музыку? Сначала Макс высказывает свое мнение, теперь еще ты… Ты же не можешь на самом деле уйти сейчас, когда от меня отвернулась удача и мне действительно нужен друг!.. — Это зависит от вас, — вежливо ответила Эмма, в который раз поражаясь, насколько внимание Мэриан поглощено собственной персоной. Теперь Мэриан с колебанием смотрела на Эмму, словно взвешивая свои возможности, но, очевидно, уверенный взгляд обезоруживающе честных глаз девушки удержал ее от искушения утешить свое оскорбленное самолюбие упоминанием о другом предмете. — Когда успокоишься, зайди ко мне в кабинет, — сказала Мэриан, старательно играя роль недовольной хозяйки, которая, однако, готова простить мелкие оплошности при условии, если будет выказано достаточное смирение, и Эмма, несмотря на то что чувствовала себя очень скверно, не смогла удержаться от ухмылки, на которую оскорбленное самолюбие Мэриан отреагировало немедленно. — Ты по-другому заулыбаешься, когда Грейнджер явится за твоим драгоценным Флайтом! — злобно выкрикнула Мэриан и быстрым шагом продефилировала через лужайку к дому. Эмма вернулась к вольеру, чувствуя, как ноет у нее сердце. Макс отказался выполнить требование Мэриан, но через несколько дней приедет. Мэриан уже как-то намекала, что его компаньоны скорее уговорят его изменить свое решение, чем позволят себе потерять состоятельную клиентку. Но Макс человек непроницаемый, думала она, вновь возвращаясь к этому не вполне понятному определению, которое, ей казалось, точно соответствовало его личности. Его убеждения непоколебимы… разве он не сумел противостоять собственному отцу… даже когда дело коснулось девушки, на которой он собирался жениться? И все же Макс Грейнджер непредсказуем… а может быть, лишь кажется ей таким, потому что она никогда не могла понять ни его изменчивого настроения, ни смутных намерений?.. Вечер прошел менее скованно, чем предполагала Эмма. Мэриан явно решила на время забыть обо всех проблемах и беззаботно болтала, но глаза ее подозрительно припухли, и она частенько бросала на отца обиженные взгляды. О Флайте не упоминали, но, когда они вышли из столовой, Мэриан сказала: — Я собираюсь позвонить Фрэнку. Хочу, чтобы он купил для меня у Холли того молодого пса. У него очень хорошие шансы получить диплом в Чоуде, как мне говорили, особенно теперь, когда Флайт сошел с дистанции. Она прошла в кабинет, чтобы провести деловые переговоры по телефону в соответствующей обстановке, а Эмма грустно посмотрела на мистера Миллза. — Ее даже не волнует, что Флайт вышел из игры. Единственное, что ее интересует, это заполучить нечто, чем можно похвастаться, потому что она уже организовала банкет и освещение в прессе, и, что бы ни случилось, она жаждет славы в Чоуде, потому что она местная знаменитость в области собаководства, — с горечью сказала девушка, а старик бесцеремонно втолкнул ее в свой кабинет и закрыл за собой дверь. — Сядь и не сходи с ума, — сказал он, силой усаживая ее в кресло. — Мне уже и без тебя хватило этих собачьих глупостей, пока я говорил с Мэриан. Так что остынь и послушай, что я тебе скажу. Когда речь заходит о делах — не только с собаками, а вообще, — тут фокус в том, что все события происходят только в том случае, когда ты допускаешь, чтобы они происходили. Эмма хотела было попросить мистера Миллза пояснить эту мысль, но их разговор прервало появление Мэриан. Как видно, звонок Доусону ее вполне удовлетворил. — Он собирается начать обрабатывать старушку немедленно, а завтра приедет сам, — объявила она и, уловив ошеломленное выражение на лице Эммы, бодро добавила: — Ну что ты так смотришь, Эмма? Фрэнк выразил искреннее соболезнование по поводу разрушенной карьеры Флайта, но он вполне со мной согласен, что если поискать, то в этом море можно постараться поймать и другую рыбку. Доусон прибыл на другой день к ленчу, но Эмма нашла предлог и устроила себе нечто вроде пикника на собачьей кухне, не желая быть втянутой в обсуждение планов на будущее, которые были ей неприятны. Дело не в том, что она не хотела встречаться с Доусоном, памятуя о прошлом; но он был чересчур деловым человеком, чтобы предаваться сентиментальным мыслям о животных, потерявших коммерческую ценность, поэтому Эмма была вовсе не в восторге, когда он после ленча заявился в питомник один и попросил показать ему Флайта. Она вывела пса на площадку и с неохотой согласилась провести его по кругу. Доусон смотрел внимательно, от его опытного взгляда ничто не могло ускользнуть. Опытными руками эксперта он ощупал поврежденную переднюю ногу и скорчил недовольную гримасу, когда пес испуганно отскочил от него. — Жаль, — сказал он. — У него такие прекрасные данные. Если бы только не эта травма и проблемы с темпераментом… — Темперамент войдет в норму, нужно только терпение, — уверенно сказала Эмма. — К сожалению, с ногой уже ничего не поделать. Я видел снимки, нет никакого сомнения, что эта хромота неизлечима. Страшное невезение, но ничего не поделаешь. Следующий день начался скверно. Айрин опоздала на работу и к тому же забыла выполнить в деревне какое-то поручение, данное ей Мэриан. Ее позвали в кабинет и принялись поджаривать на медленном огне. Девчонка совершенно забылась, вины не признавала, вела себя вызывающе; дело кончилось тем, что она тут же, на месте, получила расчет и уже после этого высказала все, что она думает. — Ну, вот и все! Меня выгнали, и я нисколько об этом не жалею, — непривычно весело сказала она Эмме, вернувшись после разговора с Мэриан, все еще переполненная мятежным восторгом. — Но я ей тоже кое-что высказала. «Стерва ты, — сказала я ей, — расчетливая стерва, ничем не лучше убийцы, ты убиваешь бессловесных животных, которые ничего тебе не сделали, просто из скупости… Все, о чем ты печешься, — так это о том, что лучше для тебя, для капризной мисс Миллз, — сказала я. — Ты отняла у меня бедного Корри, а теперь хочешь отнять у Эммы Флайта, которого сама же ей и отдала, хотя, конечно, все это было вранье… О твоей жестокости надо сообщить в комитет защиты животных, — говорю я, — и у тебя никогда ничего не выйдет, ни за что на свете, если ты будешь вести так дела и дальше» — вот что я ей сказала. Айрин остановилась, чтобы перевести дух, а Эмма, на которую по молодости все еще производило сильное впечатление проявление столь безрассудной смелости, нетерпеливо спросила: — А что было потом? — Ну, потом пришел мистер Миллз и велел мне заткнуться, но мне показалось, что он готов был рассмеяться. Мисс Миллз разревелась, когда увидела его, и сказала, чтобы он ее защитил, и он сказал: «Выметайтесь», и я ушла, так что, думаю, сейчас он гладит ее по головке и утирает ей слезы. Ух, слышала бы ты нас! У меня никогда не творилось ничего похожего в голове, с тех пор как у меня была корь и я бредила, как говорила моя мама. Какое облегчение, когда можно хохотать до слез, подумала Эмма, утирая глаза. Смеяться вообще-то, наверное, не следовало бы, подумала она, дело все-таки серьезное; впрочем, ее смех был скорее истерическим, нежели веселым. — Знаете, мне будет жаль расставаться с вами, мисс, — уже совершенно осмысленно добавила Айрин. — Вы ко мне всегда хорошо относились и покрывали мои оплошности. Я про это тоже хозяйке сказала, после того как она попыталась обвинить вас. — Ну, теперь это не важно, — сказала Эмма. — Пожалуй, надо нам заняться работой, а то у нас обеих будут неприятности, если нас застанут сплетничающими за чаем. Но в питомник больше никто не пришел, и на этот раз Эмма была даже благодарна Доусону за его присутствие. Он, по крайней мере, держал Мэриан на расстоянии, и у него имелся в запасе набор комплиментов и утешительных фраз. Доусон собирался уехать вечером, и Эмма снова, извинившись, взяла ленч с собой в питомник. Айрин, которой, по правде говоря, следовало бы убраться немедленно, как только она получила расчет, как обычно пошла перекусить на кухню, и Эмма, оставшись с Флай-том, который улегся у ее ног, принялась обдумывать свое собственное положение. Ожидая, когда вернется Айрин, Эмма, похоже, просидела в размышлении довольно долго, потому что сейчас было уже полтретьего, а девушка собиралась успеть на трехчасовой автобус. Эмма начала было мыть посуду, когда на кухню влетела Айрин, которую явно распирало от свежих новостей. — Никогда не знаешь, что случится! — невнятно проговорила она, и ее толстая, невыразительная физиономия от возбуждения покрылась испариной. — Мистер Грейнджер тут! Приехал к ленчу, и что там творится! Эмма уронила тарелку и медленно повернулась спиной к раковине. Если Макс приехал, то для этого есть только одна причина. — Он приехал за Флайтом, — отстраненно сказала она. — Уж не знаю, зачем он приехал, во всяком случае, выполнять ее указания он не собирается, — заявила Айрин. — После ленча она позвала его в кабинет, а дверь была приоткрыта, я пробралась в коридор из кухни и подслушала. Она, похоже, его уговаривала увезти Флайта, а он говорит таким ледяным голосом: «Я не обязан выполнять указания, которые идут вразрез с моими убеждениями. Для подобного решения нет оснований, поэтому я отказываюсь в этом участвовать». А она говорит таким прямо шелковым голосом: «Если ты так щепетилен, Макс, предоставь это своим компаньонам — они знают, что им выгодно». А он так высокомерно ей: «Мои партнеры со мной согласятся. Мы не лишаем животных жизни в том случае, когда имеется возможность найти для них другой дом». Тогда она говорит таким противным голосом: «Найдутся и другие ветеринары, которые не будут так жестоки со мной, но если я обращусь к кому-нибудь другому один раз, то буду и дальше обращаться к нему, ты бы лучше об этом подумал!» Ну, тогда он ей задал! «Да нам наплевать на твое покровительство, Мэриан!» — говорит он, горячо так и в то же время спокойно. Я больше слушать не могла. Мне уже надо бежать, а то я опоздаю на автобус. Пока, не вешайте нос — мистер Грейнджер не собирается забирать вашего драгоценного Флайта сегодня. Но это все-таки произошло. Айрин уже убежала, стараясь успеть на автобус, когда Эмма увидела, что через лужайку к ней идет Макс. Она радостно поприветствовала его, будучи абсолютно уверена, что он пришел с добрыми намерениями — поддержать ее, прежде чем уехать. — Привет, Макс! Ну и дела творятся вокруг! Вы хотите повидать Флайта? — Я пришел забрать его, — ответил он, и Эмма застыла на месте, озадаченная, но еще не обеспокоенная таким двусмысленным ответом. — Но вам не нужно теперь забирать его, — сказала она, а его ответ показался Эмме неуклюжей шуткой: — У меня есть на то указания. — Указания? Но я поняла… — Дорогая Эмма Пенелопа, не смотрите на меня так! Уверяю вас, я совершенно не намерен нанести вред вашей чувствительной натуре. Если бы вы доверяли мне, вместо того чтобы становиться в позу, нам обоим было бы гораздо удобнее. Он стоял и смотрел на нее — высокий, темноволосый и снова совсем чужой; черные брови приподняты, придавая лицу слегка укоризненное выражение, руки небрежно засунуты в карманы брюк. Волна протеста и разочарования внезапно захлестнула Эмму, и она уже почти не сознавала, что говорит. — Значит, контракт с семейством Миллзов — слишком лакомый кусок, чтобы от него отказаться из-за никому не нужной жизни несчастной собаки… Кто же посмеет упрекнуть вас в неэтичности, если животное умертвят таким безболезненным, почти научным способом? Меня просто тошнит от вас! Вы так же, как и Мэриан, ни в грош не ставите справедливость, когда затронуты вопросы политики! — Вы закончили? — Слова холодными льдинками падали в уже и без того ледяную тишину, наступившую, когда Эмма наконец остановилась. Это отрезвило ее. Он смотрел на нее сейчас так, как смотрел тогда, в машине, по дороге из Уилчестера, с едва сдерживаемым гневом, но в этом взгляде было что-то еще, что-то неуловимое, чего она не могла понять. Если бы не высокомерно задранный подбородок и не предательски побелевшие от гнева крылья носа, на какое-то мгновение она готова была поверить, что в его глазах промелькнула боль. — Макс, — начала она, не вполне представляя себе, что сказать дальше, но он не дал ей возможности продолжать. — Давайте не будем продлевать агонию. Если вы так чувствительны, что не в состоянии привести собаку, я пойду и заберу ее сам. А вы тем временем можете запереться на кухне и хорошенько выплакаться самым старомодным образом, — произнес он столь саркастически, что Эмма вспыхнула. — Не надо, я сама его приведу, — сказала она и пошла взять поводок. Она вывела пса из вольера и передала поводок Максу. — Вы сейчас прямо в Чоуд? — спросила она, приблизившись на максимально возможное для себя расстояние к волновавшей ее теме, не решаясь задать более точный вопрос. — Да, я должен сменить на дежурстве Уайта. — Понятно. Ну, прощай, старый дурашка, будь умницей, — сказала она, похлопав пса по спине, а потом долго смотрела им вслед. Флайт обернулся один раз, тихонько поскулил, удивляясь, что Эмма не идет с ними, но Макс ободряюще потрепал его за ушами, и пес, который Макса тоже любил, весело пошел за ним. Эмма смотрела им вслед, пока они не скрылись из виду, потом услышала, как завелся мотор машины, и только когда звук удаляющегося автомобиля затих, повернулась, закрыла дверь вольера и заперла его на засов. Потом она плакала, и не только из-за Флайта, которому отдала свое сердце, но и из-за Макса, которому тоже отдала сердце, но от которого, в отличие от собаки, ничего не получила взамен. Флайта она больше никогда не увидит, и ей не остается ничего, кроме как печалиться, но по Максу она плакать не станет. Ей остается только, как большинству других девушек, переживших подобные чувства, найти другую работу где-нибудь подальше от тех мест, где прошло ее детство, подальше от губительных соблазнов… Когда вечером ей все-таки пришлось встретиться с Мэриан, Доусона уже не было, а Мэриан готовила в гостиной коктейли. Вскоре к ним присоединился мистер Миллз, и, хотя разговор вертелся вокруг событий истекшего дня, о Флайте, к облегчению Эммы, не упоминали. Мэриан, однако, не удержалась от нескольких язвительных замечаний о том, что некоторые ветеринары считают свои собственные убеждения чересчур непогрешимыми и слишком много о себе воображают. — У тебя усталый вид, Эмма, — продолжила она с необычной участливостью. — Надеюсь, тебе не придется работать чересчур много из-за того, что ушла эта кошмарная девчонка. Неужели Мэриан забыла, на каких условиях она согласна продолжать работу, подумала Эмма. — Думаю, что я должна сказать вам прямо, Мэриан, что надолго я не останусь, — сказала она, начиная слегка нервничать. — Я, разумеется, не оставлю вас так сразу одну и подожду, пока вы найдете мне замену, но я хотела бы уйти как можно скорее. Она ожидала, что это вызовет протесты, возможно, даже посыплются полные негодования обвинения в неблагодарности, но вид у Мэриан был слегка самодовольный и не особенно удивленный. — Ну конечно, мы, в общем-то, этого ожидали, да, папа? — сказала она. — Нам, конечно, будет жаль расстаться с тобой, но дела складываются так, что мне, по-видимому, в любом случае придется произвести некоторые перемены. — О! — только и смогла выдавить Эмма, а потом поспешно добавила: — Что ж, я рада, что мой уход не доставит вам неудобств. — Ты, похоже, разочарована, — сказала Мэриан с намеком на свою обычную язвительность. — Думала, ты незаменима? — Нет, конечно, нет. — Дорогая, не начинай все сначала! — примирительно сказал мистер Миллз. — Господи, достаточно огорчений на сегодня, давай не будем затевать новую ссору. — Я ничего не затеваю, — сказала Мэриан, выпячивая нижнюю губу и напуская на себя обиженный вид. — Я только подумала, что Эмма должна быть довольна тем, как сложились обстоятельства. — Довольна! Вы предполагали, что я должна быть довольна? — воскликнула Эмма, все добрые намерения которой мгновенно испарились от подобного чудовищного предположения. Мистер Миллз многозначительно откашлялся. — Ты разве не разговаривала с мистером Грейнджером, когда он пришел за Флайтом? — спросил он. Бестактно было с его стороны упоминать о собаке, в то время как все они так старались не говорить на эту тему, подумала Эмма. — Конечно. Но светского разговора у нас не вышло, поскольку он сразу изложил цель своей миссии, — сказала она с глубоким вздохом. — Проще говоря, вы поссорились, — нетерпеливо сказал старик. — Ничего подобного! Но для милой беседы случай тоже был неподходящий. — А… понятно. Ну, Мэриан, девочку нельзя винить за то, что у нее возникли именно такие чувства, так что давайте оставим это. Пора перестать спорить, и пусть дела идут своим чередом. Не пора ли нам поесть? — Когда будет готово, позвонят в гонг, — рассеянно ответила Мэриан, а потом несколько лукаво посмотрела на Эмму. — Дорогая Эмма, ты не слишком поспешно делаешь выводы? Между прочим, мы с отцом завтра уезжаем в Лондон, так что можешь здесь распоряжаться сама и размышлять сколько душе угодно. Видеть питомник без Айрин было как-то странно, и еще более странное ощущение создавалось при виде пустого дома. Мэриан с отцом уехали сразу после завтрака. Эмма написала длинное письмо Холли и отнесла его к ближайшему почтовому ящику на перекрестке дорог, одна из которых вела вниз, к Плоуверс Фарм. Она не поддалась искушению спуститься с холма, но, перебравшись через ограду, чтобы сократить себе путь, присела отдохнуть на стерню. Никогда больше не пойду этой дорогой, думала она, раздраженно потирая руку, ощутив зуд на месте затянувшейся раны, и вдруг краем глаза увидела Макса, перелезавшего через ограду. Она смотрела, как он ленивой походкой идет к ней и, несмотря на злость, которую питала к нему вчера, ощутила предательски болезненное чувство тоски. — Привет… — сказала она несколько отчужденно, когда он наконец остановился и некоторое время постоял, глядя на нее. — Вы про руку совсем забыли. Надо бы вам снять швы, а не то они могут доставить вам немало неприятностей, — осторожно заметил он, а она ответила первой же глупостью, которая пришла ей на ум: — Но вы же не можете сделать это прямо посреди поля! — Нет, конечно. Вам бы лучше пройти со мной в дом. — В ваш дом? — Естественно. Вряд ли будет разумно, если я пойду за своим саквояжем, а потом мы отправимся в Эрмина-Корт, так ведь? — Думаю, так. — Вы существо не особенно разумное, сами говорили, а, Эмма Пенелопа? Пойдемте. Он протянул ей руку, чтобы помочь подняться, и она не протестовала. По крайней мере, то, что он называет ее Эмма Пенелопа, уже хороший знак, подумала Эмма. По дороге он не пытался завязать разговор, и она шла рядом с ним, грустно думая о том, что, наверное, это будет ее последний визит в Плоуверс-Фарм. — Я ухожу от Мэриан сразу же, как только она найдет мне замену, — вдруг заявила она. — Да? — сказал он, но, похоже, не особенно удивился, а когда она пошла по тропинке к дому впереди него, вдруг спросил: — По-моему, я видел на вас это платье раньше? Теперь вспомнил: оно было на вас, когда вы отправились на поиски своего старого дома и были не в восторге от того, что обнаружили в нем нового владельца. — Неправда! Я просто была удивлена, всякий бы на моем месте удивился, и вы были очень добры, когда я к вам вломилась, точнее, это был бедняга Флайт, он загнал курицу на вашу клумбу. — Ее голос слегка задрожал, когда она вспомнила о собаке в самом расцвете сил, а Макс провел ее в маленькую комнатку за кухней, которую использовал под амбулаторию, и строго велел сесть и не болтать, пока он не закончит работу. Эмма сидела молча, пока он быстро и умело выполнял все манипуляции, явно обиженная его предположением, что она может устроить ему сцену. Было немного больно, потому что рана зажила довольно быстро, а швы оставались в теле чересчур долго. Он вытер маленькое пятнышко крови и вдруг наклонился и дотронулся до шрама губами. — Зачем вы это сделали? — спросила она, но если и рассчитывала услышать в ответ что-то романтичное, то была разочарована. — Безотказная примета еще с детства: «Поцелуй — и станет легче», — сказал он, улыбаясь, и пригласил ее в дом выпить стаканчик шерри. — Так вы считаете, что я еще ребенок, Макс? — спросила она, глядя на него поверх бокала грустными, несчастными глазами, а он вдруг отбросил свою обычную небрежно заинтересованную манеру, словно специально дожидался подходящего случая. — Нет, Эмма, не считаю, хотя вы очень старательно пытаетесь убедить меня в обратном… Ваши колючки и зазнайство, все эти нелепые идеи о своем служебном положении; вас кидает то в жар, то в холод, вы неверно истолковываете поведение людей и ведете себя так, как это никогда не пришло бы в голову взрослому человеку. — Ну, знаете! — выдохнула Эмма. — В конце-то концов! Это же вы швыряете меня то вверх, то вниз так, что я уже не знаю, на каком я свете, а потом меня же и обвиняете в том, что я неправильно истолковываю… что-то там! Он откинулся на спинку стула и пристально смотрел на нее, а улыбка сначала медленно коснулась его рта, а потом наконец засветилась в его глазах. — Да, наверное… наверное, я тоже был чуточку, слеп. Я не привык к методам защиты очень молоденьких девушек, точно так же как вы были не в состоянии распознать обыкновенную ревность, столкнувшись с ней однажды! — сказал он. — Мое не слишком примерное поведение тогда, в машине, могло бы показать вам, что я не такой уж стойкий или неприступный и что я вообще не похож на тот образ, который вы себе нарисовали. — Ну, я, конечно, видела, что вы чем-то огорчены, но думала, что это из-за Мэриан и вы просто пытаетесь на мне отыграться. — Мэриан? Так вы не поверили, когда я сказал, что приехал на эту проклятую выставку только из-за вас? Вы так отчетливо дали понять, что предпочитаете чье угодно общество моему, не считая того, может быть, маленького эпизода, когда рухнул шатер, что я, к сожалению, утратил и разум и осмотрительность. Видите ли, я льстил себя мыслью, что на мое ухаживание вы отвечаете взаимностью, но, когда вы обвинили меня в том, что я ничем не лучше других мужчин, строивших планы относительно кажущихся им доступными девушек, я испытал потрясение. — Ухаживания? — как эхо, повторила Эмма. — Хорошее старое слово, хотя, возможно, и немодное. Как иначе определить это состояние надежды и ожидания? — сказал он, но Эмма теперь стала слишком осторожной, чтобы верить в чудеса, как бы этого ни хотелось, и ответила, стараясь говорить спокойно: — Не знаю. По дороге на выставку Мэриан предупреждала, что у меня могли возникнуть ошибочные идеи. Она указала на то, что, если мелким знакам внимания придавать слишком большое значение, могут возникнуть досадные недоразумения, и напомнила мне о том, с какой легкостью глупенькие молоденькие девчонки теряют голову. — А если это перевести на нормальный язык? — Это значит, что она сказала, будто я вас преследую, завлекаю, если можно так выразиться, и что я не первая, впрочем, в последнем я и сама уверена, — выпалила Эмма, снова становясь самой собой, и добавила, снова переходя в оборону: — Извините, что я вас расстроила, мистер Грейнджер, но я и не знала, что вы станете жаловаться. — Ради всего святого! — воскликнул он, вскакивая со стула и рывком поставив на ноги и ее. — Неужели мы опять начинаем все сначала? Мистер Грейнджер, черт побери! И какого черта вы имели в виду, когда сказали, что я жалуюсь? Неужели вы до сих пор не уразумели, что я пытаюсь сделать вам предложение, идиотка вы этакая? Что вы хотите, чтобы я сделал? Мне что, упасть на колени и просить прощения за то, что я подвел вас с собакой? Вы этого хотите? — Нет, не сейчас, — в смущении ответила она, во-первых, потому, что не была уверена в том, что поняла его правильно, а во-вторых, потому, что даже не сознавала, насколько устала от треволнений прошедших дней. Ей так хотелось поплакать, хотелось, чтобы ее утешили, хотелось забыть все свои переживания, хотелось, чтобы он хоть как-то искупил свою вину. — Я должна извиниться за свое вчерашнее поведение, Макс, — сказала она. — Мне не следовало так говорить, вы просто выполняли свою работу, но я была так уверена, понимаете… не важно, все равно извините. Я, наверное, вас обидела. — Да, вы меня обидели своими необоснованными намеками, но это, я полагаю, вполне объяснимо. А вот за что вам следовало бы извиниться, так это за недостаток доверия, — сказал он, а Эмма, вновь задетая за живое, с горечью ответила: — Дело не в том, что я не доверяла, а в том, что я поняла, что обманулась, и это было как пощечина. В его глазах внезапно вспыхнули нежность и терпение. — Нам всем достается время от времени, — мягко сказал он, и в глубине его глаз сверкнул слабый огонек. — Ну а теперь, может быть, перестанете задирать нос, мисс Клей? А не то, предупреждаю вас, я готов сам сбить с вас спесь, если вы будете говорить глупости. Эмма заплакала, отчасти от беззащитности, отчасти оттого, что на этот раз выражение его лица было совершенно понятным, а он обнял ее, бормоча что-то успокоительное. — Не такой уж я непроницаемый, как видите, — сказал он мягко, когда она обвила руками его шею, — совсем не непроницаемый, когда дело доходит до того, чтобы влюбиться в том возрасте, когда человек давно уже должен был бы устроить свою жизнь… Ваш старый дом с радостью примет вас обратно, Эмма Пенелопа, а я, после долгого сражения, получу наконец свою награду, если вы меня не отвергнете… Сеттер нетерпеливо залаял в вольере, и она, словно проснувшись, сказала, поднимая голову с плеча Макса: — Можно Расти войдет? Он вряд ли захочет признать во мне хозяйку, если его запирать где-нибудь вдалеке. — Снова хотите отдать свое нежное сердечко первой же встречной собаке? Предупреждаю, я не разделяю вашей любви к Расти, так что умерьте ваши порывы. Я пойду впущу этого типа. Эмма наполнила оба их бокала, пока Макса не было в комнате, а потом остановилась у старого зеркала, с застенчивым интересом вглядываясь в свое отражение. На мгновение она не сразу узнала лицо, смотревшее на нее с зеркальной поверхности: таким оно показалось ей незнакомым, красивым и словно светящимся. «Простушка Пенни…», — пробормотала она, внезапно на нее нахлынули обрывки самых разных воспоминаний, и она снова села и стала ждать возвращения Макса. Эмма услышала голос Макса и нетерпеливое постукивание собачьих лап по коридору, но Макс, похоже, запретил псу стремительно на нее наскакивать, и Эмма ободряюще позвала собаку. При звуке ее голоса дверь распахнулась, неистовый золотистый живой снаряд пронесся по комнате и оказался в руках Эммы. На мгновение она окаменела, не веря своим глазам, а потом, с ответным возгласом, обвила шею Флайта, лепеча что-то бессвязное, ощущая тепло его тела, чувствуя, как он мокрым языком слизывает слезы, которые потоком текли у нее по щекам. — Ну, стоило слегка ввести вас в заблуждение, чтобы устроить эту встречу, — сказал Макс с порога, и Эмма осознала, что он наблюдает за ними уже некоторое время. Она вскочила на ноги и побежала к нему, плача и смеясь одновременно. — Но я не понимаю! Что случилось? Неужели вы привезли его сюда тайком, притворившись, будто выполнили распоряжение Мэриан? Но как же вы собираетесь все это уладить? Ой, Макс, мне так хочется обнять вас, обнять и больше не отпускать! — Ну и кто же вам мешает? — мягко сказал он, взял ее руки и сел на ближайший стул, держа ее на коленях. — Я тебе все объясню, если ты постараешься быть благоразумной и не попытаешься немедленно от меня сбежать, чтобы расточать льстивые речи своему первому возлюбленному, но для начала я должен призвать тебя к ответу за те несправедливые обвинения, которые были выдвинуты в мой адрес, когда я пришел забрать то, что принадлежит мне по праву. — Но откуда же мне было знать? Почему ты мне не объяснил? — запротестовала Эмма, припоминая обрывки тех самых обвинений. — Я попытался тебе это объяснить, но, полагаю, что из-за твоей вечной привычки все ставить с ног на голову ты так меня и не поняла. А потом я был слишком сердит и обижен, чтобы вдаваться в объяснения. — Но как я могла подумать что-нибудь другое? Ты же сказал, что выполняешь указание. — Ну да — указание забрать собаку и прислать утром чек по почте. — Так ты его купил? Но как тебе удалось убедить Мэриан? — Знаешь, главным образом ее уговорил наш приятель Доусон. Мне этот малый никогда не нравился, но он умеет обращаться с капризными красавицами. Он будет ей хорошим мужем. — Ты хочешь сказать, что она собирается за него замуж? — Не удивлюсь, если это произойдет. Идея о собачьем «доме отдыха», как я понимаю, будет развиваться, если юристы дадут «добро». Неплохая идея — стать не только деловыми партнерами, не так ли? Мне представляется, что капризная мисс Миллз, при всех своих привычках расточать благосклонность и взамен пополнять коллекцию скальпов, строго говоря, молодая дама с высокими моральными устоями. — Да, мне кажется, так оно и есть. Макс, я не умею играть в игры Мэриан. Я никогда никого раньше не любила, я не могу притворяться… Он посмотрел на Эмму, но не увидел ее лица, прижатого к его плечу и прикрытого прядью волос, и обнял ее еще крепче. — Кто заставляет тебя притворяться, глупенькая моя любовь? — мягко сказал он. — Мое сердце покорила именно твоя правдивость и нежная простота… Никогда не притворяйся, когда ты со мной, Эмма… можешь забыть о своих колючках и заносчивости… они уже сослужили свою службу… — Да, они сослужили свою службу, — эхом откликнулась она со вздохом удовлетворения и подставила ему губы. Когда гораздо позднее вернулись к более прозаичным вопросам, она с легким беспокойством сказала: — Надеюсь, ты не очень много заплатил за Флайта. Для меня он, конечно, сокровище, но вряд ли теперь дорого стоит. — Он стоит ровно столько, сколько я за него заплатил. Он был моей козырной картой. — Твоей козырной картой? — Ну, мне же надо было чем-то тебя подкупить. Собака, этот дом… все то, что ты уже успела полюбить… Я без колебаний использовал бы их, если бы ты имела что-нибудь против меня. — Дорогой мой Макс… разве ты не знаешь, что я никогда ничего не имела против тебя? Я давно включила тебя в число тех недосягаемых идолов, которым отдано мое сердце, — нежно сказала она, а потом соскользнула с его колен и подошла к открытому окну посмотреть на сад, залитый вечерним солнцем, стараясь восстановить в памяти настроение, охватившее ее тогда, когда она, незваная, в первый раз явилась в этот дом… в дом, который много лет назад был ее домом и войти в который ей предлагали снова… «Я влюбилась в ваш дом», — сказала она тогда, прощаясь, а он ответил, что она, похоже, очень легко влюбляется… Может быть, тогда она влюбилась не в дом, а в него? Он тоже встал и подошел к ней, с деликатностью, которой она раньше в нем не замечала, признавая, что ей на какое-то время необходимо погрузиться в себя, а потом осторожно повернул ее к себе, взял одной рукой за подбородок и долго всматривался в ее лицо. Он понял, что она думает о чем-то, чего он не знает, и требовательно посмотрел на нее. — Что такое? — чуть резко спросил он. — Снова запираешься от меня? Она протянула руки и разгладила набежавшие было в уголках рта напряженные морщинки. Она вдруг обнаружила, что и у него, так же как у нее, бывают моменты болезненной нерешительности, и это показалось ей ответом на все сомнения и вопросы. — Я никогда не запираюсь от тебя, дорогой мой, — с нежностью сказала она. — Всегда было наоборот, только теперь, мне кажется, я смогу понять… Ты так и будешь меня осаживать, когда мы поженимся? — Скорее всего, если ты меня до этого доведешь. Кстати, мне с вами еще предстоит посчитаться, юная дама, — сказал он, а она улыбнулась, зная, что ему становилось легче, когда он мог моментально спрятаться под той маской, которую давно выбрал для себя, когда разговаривал с ней. Должно пройти время, со вновь обретенной мудростью подумала Эмма, чтобы он смог постоянно быть самим собой, не прячась за эту искусственную броню. — Интересно, зачем Доусону понадобилось вмешиваться? — с деланным безразличием спросила она, но он лишь понимающе улыбнулся и сказал: — Не знаешь? Он сказал мне потом, что обязан тебе тем, что изменился к лучшему. Мне кажется, он по-своему попытался нейтрализовать причиненное зло. Он просил передать тебе… что ты поймешь. — О! — Она тихо вздохнула. — Я очень многое неправильно поняла, да? — Ну, в большинстве случаев тебя нельзя за это винить, мне кажется, но… — в его голосе зазвучали бескомпромиссные нотки, таким тоном он обычно говорил о профессиональных вещах, — если ты снова начнешь задирать нос передо мной или отвешивать мне оплеухи из-за недостатка самоконтроля, я тебя так проучу, что век будешь помнить, так что я вас предупредил, мисс Эмма Пенелопа Клей. — Да, мистер Грейнджер, — ответила она с притворным смирением, — постараюсь полностью соответствовать вашим требованиям, но, боюсь, вы не учли один факт, и он будет не в вашу пользу, если я все-таки оступлюсь. — И какой же? — Вы не сможете меня уволить! КОНЕЦ Внимание! Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий. Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.